Бисмарк

Несмотря на то что по предложению либералов срок действия закона был ограничен двумя с половиной годами, его исправно продлевали до самой отставки Бисмарка. Закон фактически вытеснял социал-демократов в подполье, оставляя им единственный полностью легальный вид деятельности — выдвижение кандидатов на выборах в парламент и участие в предвыборной кампании. Однако он не только не сломил, но даже укрепил волю германских левых к борьбе с ненавистным им государством. Это, впрочем, было скорее на руку канцлеру: враг, оказывавший сопротивление, позволял создать в массовом сознании куда более угрожающий образ, чем сломленный и капитулировавший.

Здесь мы, однако, подходим к еще одному весьма любопытному вопросу. В какой степени борьба с социал-демократами являлась искренним отражением взглядов Бисмарка на проблему, а в какой — лишь политическим маневром для достижения совершенно других целей? Разумеется, «железный канцлер» не испытывал к социал-демократам иных чувств, кроме враждебности. Это были люди, считавшие необходимым разрушить до основания ту общественно-политическую систему, продуктом и защитником которой он являлся. К тому же социал-демократы, вербовавшие себе сторонников среди простого народа, становились для Бисмарка не просто врагами, а жесточайшими конкурентами, соперниками в борьбе за социальную базу. Поэтому стремление канцлера нанести левым поражение, ограничить их влияние было совершенно самостоятельным и важным мотивом его деятельности. Уже в 1874–1875 годах он предпринял первые попытки законодательно утвердить направленные против них меры, однако тогда они разбились о сопротивление либералов. В то же время Бисмарк неоднократно заявлял в узком кругу, что не считает «красных» серьезной угрозой, поскольку их программа слишком утопична и большинство немцев не пойдут за ними. Его сын Герберт говорил: отец убежден, что «для нынешнего правительства они никогда не смогут стать опасными»[654]. Закон о социалистах и нагнетание истерии вокруг «красного террора» были вызваны к жизни во многом необходимостью осуществить консервативный поворот во внутренней политике, сформировать прочную парламентскую опору в условиях отказа от либерального курса. Этот мотив Бисмарка нельзя сбрасывать со счетов, особенно при подведении итогов его борьбы с социал-демократами.

Таможенная реформа происходила практически одновременно с борьбой вокруг Закона о социалистах, в какой-то степени даже под ее прикрытием. 17 октября 1878 года в Рейхстаге было образовано выступавшее за введение покровительственных пошлин Вольное экономическое объединение — 204 депутата. Это было абсолютное большинство членов парламента. В него входили консерваторы, небольшая часть национал-либералов и католическая фракция практически в полном составе. Последнее создавало Бисмарку определенные проблемы: Партия Центра являлась последовательной сторонницей сохранения полномочий отдельных государств — членов империи и поэтому выступала против финансовой независимости «центра», за которую ратовал канцлер.

В начале 1879 года давление промышленного и аграрного лобби на правительство и парламент усилилось. Весной в стенах Рейхстага продолжилась дискуссия по налоговой и таможенной реформам. Внесенный на рассмотрение депутатов законопроект предусматривал введение заградительных пошлин по 43 позициям. 2 мая Бисмарк выступил с речью, в которой высказался за уменьшение прямых и увеличение косвенных налогов, а также «защиту национального труда»[655]. На следующий день лидер Партии Центра Виндтхорст впервые появился на «парламентском вечере» в доме канцлера. Недавние противники на время забыли прошлые обиды и вели конструктивные переговоры. Хозяин дома «обращался с ними так, словно никакого Культуркамфа не было»[656].

Восьмого мая канцлер, уже уверенный в поддержке со стороны Центра, обрушился с резкой критикой на Ласкера, заявившего, что Бисмарк проводит политику в интересах имущих слоев: «Я могу с тем же успехом сказать господину Ласкеру, что он ведет финансовую политику неимущего; он принадлежит к тем господам […], о которых Писание говорит: они не сеют, они не жнут, они не ткут, они не прядут, и все же они одеты — я не буду говорить как, однако одеты. Господа, которых не греет наше солнце, которых не мочит наш дождь, если они случайно не вышли на улицу без зонта, которые образуют большинство в наших законодательных органах, которые не занимаются ни промышленностью, ни сельским хозяйством, ни ремеслом, поскольку они чувствуют себя полностью занятыми тем, чтобы представлять народ в самых различных направлениях»[657]. В этот личный выпад Бисмарк вложил всю свою неприязнь не только к профессиональным политикам как таковым, но и к левым национал-либералам, на компромисс с которыми он вынужден был часто идти в прошлом и на которых теперь мог со спокойной душой обрушивать свой гнев.