«В свете той позиции, занятой костяком палаты господ в отношении и школьного надзора, и организации окружного управления, и по другим вопросам, реформа этого органа представляется мне более насущной, чем какие-либо изменения в местных структурах… От начала до конца надуманная позиция палаты наносит ущерб и дискредитирует двухпалатную систему и угрожает монархии…»
Он предложил ликвидировать палату господ и заменить ее «первой палатой, сенатом, который станет преимущественно органом защиты в Пруссии интересов правительства и монархии»93.
3 ноября состоялось заседание государственного министерства, без Бисмарка. Эйленбург воспользовался случаем для того, чтобы обсудить с коллегами и проект реорганизации местного самоуправления, и перспективы «пайршуба». Министр благоразумно не стал выносить на обсуждение «промеморию» об аннулировании палаты господ. Кабинет рассчитал: двадцати четырех новых пэров будет достаточно для того, чтобы сформировать большинство и подчинить своей воле остальных членов палаты. Хельма Брунк, чье великолепное исследование безмерно помогло мне разобраться в этой запутанной проблеме, считает, что главную роль сыграл кайзер. Эйленбург наделал ошибок, что он и признавал, но у него не было никаких причин для морального самобичевания. Брунк писала:
«Король тоже так думал. Он разгадал интриги, разглядел несправедливое отношение к Эйленбургу, которого постоянно отсутствующий Бисмарк довел до отчаяния, заставив его одного принимать удары и выдерживать бой за реорганизацию окружного самоуправления»94.
30 ноября 1872 года «пайршуб» был реализован. Король Вильгельм, оскорбленный оппозицией «своих юнкеров», назвал двадцать пять новых пэров в палату господ, и 9 декабря 1872 года уложение о местных органах власти благополучно выдержало испытание вотированием благодаря появлению этих новых двадцати пяти голосов95. Закон отменял патримониальную полицию и юнкерскую сельскую администрацию. Баронесса Шпитцемберг записала в дневнике, что кайзер унизил крайне правое юнкерство, поставив его в один ряд с «еврейскими магнатами и спекулянтами»: «Меня рассердило бы, если бы в палату господ попали
Но на этом не закончились невзгоды прусского кабинета. Несколько министров пожаловались королю на нескончаемые отлучки Бисмарка. Министра земледелия фон Зельхова оскорбило то, что его не привлекли к обсуждению законопроекта о местных администрациях. Подумывали об отставке Роон и Иценплиц. Бисмарк не мог допустить, чтобы от него ушли «министры конфликта»: могли подумать, будто он затевает новый либеральный курс. В середине ноября Бисмарк мрачно писал Роону о своем очередном нездоровье:
«В последние дни я снова чувствую себя неважно, с позавчерашнего дня не поднимаюсь из постели и упал духом из-за этого, поскольку прежде мне стало заметно лучше. Да хранит Вас Бог, в жизни человека не так быстро все меняется к худшему, главное – не разлагаться»97.
Через день он написал Вильгельму I, извиняясь за то, что вследствие слабого здоровья не смог быть рядом с кайзером во время кризиса. Он пытался по просьбе Эйленбурга вмешаться на расстоянии, но это привело лишь к недоразумениям и еще больше расстроило его здоровье: «Поэтому я попросил Роона вызвать меня только в том случае, если понадоблюсь вашему величеству, и уведомил его о том, что не буду более поддерживать индивидуальную переписку с каждым из моих коллег»98. Эта версия искажает реальную ситуацию. Отказ вмешаться в процесс прохождения законопроекта, как и его длительное отсутствие в Берлине способствовали обострению и затягиванию кризиса. В данном случае Бисмарк по примеру Понтия Пилата просто-напросто умыл руки и ушел от ответственности.