Иоганна фон Путткамер родилась в семейном поместье Рейнфельд, располагавшемся в самом дальнем краю Померании, рядом с польской границей, 11 апреля 1824 года; так что ей был двадцать один год, когда она познакомилась с Бисмарком через подругу Марию. Ее семья даже среди пиетистов Померании прославилась своими суровыми и строгими нравами. Старший брат Иоганны умер в детстве, и она росла единственным ребенком в семье. На сохранившихся портретах она изображена с вытянутым лицом, заканчивающимся выпирающим подбородком. Она была дочерью сельского помещика, жила в отдаленном имении самого далекого района провинции и практически ничего не знала об остальном мире.
Трудно сказать, известно ли это было Иоганне, но в декабре 1846 года Бисмарк писал ее отцу:
«В первых же строках я выражаю суть моего письма: прошу у вас самое дорогое, что вы можете дать мне, – руки вашей дочери… Пока же я могу лишь рассказать со всей чистосердечностью о себе… и своем отношении к христианству. В раннем возрасте я отдалился от родительского дома и с той поры никогда не чувствовал в полной мере привязанность к домашнему очагу. Мое образование определялось стремлением к тому, чтобы приобрести позитивные знания и развить в себе понимание мира. Получив нерегулярное и несовершенное религиозное воспитание, в шестнадцать лет я был крещен Шлейермахером, и я не придерживался никакой другой веры, кроме голого деизма, в котором вскоре появились пантеистические тенденции… Не имея над собой никакого контроля, помимо общепринятых социальных ограничений, я окунулся в мир, совращаясь или совращая сам и попав в плохую компанию…»
Бисмарк утверждал в письме, что «чувство одиночества, появившееся после смерти матери», привело его в Книпхоф, где в нем «заговорил внутренний голос». Благодаря знакомству с Морицем фон Бланкенбургом он вошел в круг семейства Триглафф, пробудившего в нем совесть и стыд:
«В этом окружении я скоро почувствовал себя как дома. С Морицем и его женой, которая была мне как сестра, я нашел успокоение, какого не испытывал никогда прежде, семью и дом…
Я горько раскаивался в своем прошлом… Вести о смерти в Кардемине нашего дорогого друга впервые побудили меня на молитву, чего я раньше никогда не делал, и вызвали у меня слезы, которых я не проливал с детства. Бог не услышал моей молитвы, но Он и не отверг ее. Ибо я не утерял способности молиться, и во мне возникло осознание необходимости если не в покое, то в любви, которого у меня прежде тоже не было… Не знаю, как вы отнесетесь к такой резкой перемене душевного состояния, произошедшей всего лишь два месяца назад…»
Бисмарк просил лишь позволения приехать в Рейнфельд и лично посвататься к дочери Генриха фон Путткамера129.
Зная о существовании такого письма, я ожидал увидеть в нем свидетельство «заново родившегося» христианина. В послании, на мой взгляд, нет никаких указаний на этот счет. Бисмарк очень неясно выражает свое действительное душевное состояние и отношение к Богу. Поэтому нам трудно судить о том, почему все-таки герр фон Путткамер дал свое согласие. Вскоре после наступления нового, 1847 года он послал Бисмарку положительный ответ, попросив, правда, будущего зятя дать твердые гарантии следования канонам христианской жизни. Бисмарк ответил 4 января: