Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг.

Этот план учитывал и российские интересы. Бисмарк писал, что расквартированная русская армия в 200 тысяч человек могла быть переброшена в Крым, «она бы приобрела решающее влияние на создавшуюся там ситуацию, но положение на австрийской границе не позволяло осуществить такой поход». Русская и австрийская армии стояли на границе друг против друга, блокируя взаимные передвижения. И хотя в таком случае «Пруссия имела возможность дать своим содействием перевес любой из них»[216], Бисмарк считал, что, вне всякого сомнения, логичным было бы выступить на стороне России. Он писал Мантейффелю: «Необходимо всеми средствами оградить нас от любого выступления против России, поскольку с первым пушечным выстрелом в ее сторону мы окажемся в зависимости от возможности договоренности между Парижем и Петербургом»[217].

Берлин стал обращать все больше внимания на Россию с лета 1854 г., когда возросла угроза военного столкновения входящих в Придунайские княжества австрийских войск с отступающей из Силистрии российской армией. Бисмарк писал, что «номер выигрышного лотерейного билета можно вычислить с большей точностью, нежели ответ на вопрос, будет ли война или нет»[218]. «Тот, кто сейчас думает об отдыхе, – писал он сестре, – будет рассматриваться как совершивший покушение на всемирно историческую задачу германской конфедерации»[219].

Наметившийся отказ Пруссии от участия в невыгодном для нее конфликте с Россией был усилен новостью о том, что Горчаков представил в Вене российский проект мирного урегулирования конфликта. Этот проект удовлетворил Берлин[220], после чего Пруссия отказалась участвовать в конференции великих держав по рассмотрению российских предложений. По словам Чичерина, «Пруссия вышла из дипломатической коалиции <…> Это было поворотной точкой для Пруссии. С того момента началось положение обособленности»[221].

Исключительную правильность такого поведения Пруссии Бисмарк сравнивал с ошибочной, по его мнению, политикой Австрии. Он писал Мантейффелю: «Любая концессия, добытая Австрией у России силовым путем, заставит Россию ждать момента, когда она сможет взять реванш, будучи союзником врага Австрии»[222].

Осенью 1854 г., когда в европейской политике шло обсуждение французского проекта «4 пунктов» для вступления России в мирные переговоры, сообщения Бисмарка о России и Восточной войне стали более редкими. Однако о ключевых событиях войны он все же писал. В конце сентября он передавал в Берлин слухи, заполнившие все салоны Франкфурта, о возможной высадке объединенного контингента западных войск под Евпаторией в Крыму. Поражения русских войск в боях при Альме, под Балаклавой и Инкерманом заставили Бисмарка вопрошать в личном письме Герлаху[223]: «Почему русские не имеют больше войск в Крыму? Там находится их единственное уязвимое место, а у них даже нет там флота, так что они должны приходить в ужас даже от трех турецких галер; на любом другом сухопутном направлении враг мог бы пройти без особых потерь 100 миль». Можно предположить, что Бисмарк был не в курсе тех внутренних трудностей, с которыми столкнулась Россия: устаревший российский флот и вооружение в целом, проблемы со снабжением армии и отсутствие железных дорог по стратегическим военным направлениям. Определенным укором звучали его слова: «Создается такое впечатление, что в самой России отсутствует необходимая для управления страной мудрость». Эту фразу можно считать оценкой Бисмарком того потенциала, с которым Россия вступала в войну. Он высоко ценил мужество российских солдат и народных ополченцев, однако с горечью писал о том, что «одной лишь отвагой невозможно устранить все недостатки». По его мнению, нельзя было рассчитывать лишь на храбрость русского народа в противостоянии с таким опасным врагом, которым являлась объединенная коалиция ведущих европейских государств.

Неудачный для Петербурга исход осенней кампании 1854 г. в Крыму, осада Севастополя, ухудшение дипломатического положения России «вынудили гордого российского самодержца скрепя сердце пойти на уступки»[224], дальнейшие требования в адрес России, по мнению Фридриха-Вильгельма IV, были попросту бесчестными[225].