Бисмарк. Русская любовь железного канцлера

«У меня, — напишет впоследствии Бисмарк, — не было сомнений в том, что, в то время как король, прижатый этими обстоятельствами до последней крайности, решился, наконец, призвать меня в министерство, опасения относительно приписываемой мне консервативной прямолинейности возбуждались в нем его супругой Августой, о политических дарованиях которой он первоначально был высокого мнения; оно создавалось еще в ту пору, когда его величество на правах кронпринца мог позволить себе критиковать правительство брата, не будучи обязан показывать пример лучшего правления. В критике принцесса была сильнее своего супруга. Однако теперь, когда ему пришлось уже не только критиковать, а самому действовать, здравый смысл короля начал постепенно освобождаться из-под влияния бойкого женского красноречия; он усомнился в умственном превосходстве своей супруги, и мне удалось убедить его, что сейчас речь идет не о консерватизме или либерализме, а о том, быть ли у нас королевской власти или власть в стране перейдет к парламентскому большинству».

— Последнее, — твердо сказал Бисмарк, — следует предотвратить во что бы то ни стало, хотя бы даже установив на некоторый период диктатуру!

— Да? — удивился его решительности король. — Вы уверены?

— Да, ваше величество. Я абсолютно уверен!

— Гм… — король одернул на себе военный мундир. — И если я назначу вас министром-президентом, вы станете выступать в защиту моих указов?

— Конечно, ваше величество.

— Даже если большинство парламента будет против?

— Ваше величество, — снова твердо произнес Бисмарк, — я скорее погибну вместе с вами, нежели оставлю ваше величество на произвол судьбы в борьбе с социалистами.

— Тогда мой долг — продолжить борьбу вместе с вами, и я не отрекусь! — Король разорвал бумаги и хотел бросить клочки в сухой овраг парка, но Бисмарк напомнил ему, что эти бумажки, написанные всем известным почерком, могут попасть в весьма неподходящие руки. «Король с этим согласился, сунул клочки в карман, чтобы потом предать их огню, и в тот же день назначил меня государственным министром и исполняющим обязанности председателя государственного министерства. Окончательное назначение меня министром-президентом и министром иностранных дел последовало 8 октября».

5

«Сексуальное влечение является мощнейшим из всех известных стимулов деятельности. Многие великие люди достигали своего величия благодаря любви. Одним из таких людей был Наполеон Бонапарт. Когда его вдохновляла любовь к его первой жене Жозефине, он был всемогущ и неукротим. И он был не первым и не последним человеком, чья любовная страсть вознесла его над миром… Джордж Вашингтон, Уильям Шекспир, Авраам Линкольн, Роберт Бернс, Томас Джефферсон, Оскар Уайльд, Вудро Вильсон — гениальность этих людей не что иное, как результат сублимации сексуального влечения…» (Н. Хилл. «Думай и богатей», США ).

6

Берлин. 30 сентября 1862 г.

Но еще до этого формального назначения Бисмарку пришлось принять бой в парламенте. Депутаты ландтага встретили его более чем враждебно.

— Долой самодержавие и тиранию!

— Да здравствует конституция!

— Вся власть народной партии!

— Мы требуем социальных реформ!..

Стоя у кафедры, Бисмарк молча слушал эти выкрики. После Биаррица и Авиньона какие-то новые силы и фонтаны адреналина стали бурлить в его жилах, и если всего два месяца назад он чувствовал себя пожилым ипохондриком в конце карьеры, то теперь он ощущал готовность и даже жажду принять любой исторический вызов.

Спокойно переждав крики зала, он с нарочитой и даже демонстративной медлительностью открыл футляр с сигарами, достал оливковую веточку, подаренную Кэтти, и показал ее депутатам.

— Господа депутаты! Эту оливковую ветвь я привез из Авиньона в знак мира…

В медлительности его жеста была уйма смысла — и нежность к самой этой веточке, еще хранящей память о Кэттиной маленькой ручке, и символика Древней Эллады, и наслаждение своей новой властью, когда даже его медленный, с этакой растяжкой жест заставляет умолкнуть весь парламент.

Но депутаты, конечно, восприняли все с точностью до наоборот и радостно зашумели, решив, что он уже сломлен и «выбросил» эту веточку, как белый флаг.

Бисмарк усмехнулся, убрал оливковую веточку в портсигар и сказал так жестко, как только мог: