Бисмарк. «Железный канцлер»

При этом внутри военного механизма, в первую очередь в генеральном штабе, сложилось свое мнение по поводу безопасности страны. Здесь считалась практически неизбежной новая война, причем на два фронта. Такую войну можно было выиграть, лишь начав ее при благоприятных условиях. В связи с этим концепция превентивной войны стремительно набирала популярность. Уже в 1871 году Мольтке составил первый план войны на два фронта — против Франции и против России.

Бисмарк же, в свою очередь, решительно отвергал превентивную войну — по крайней мере, в качестве основного средства обеспечения безопасности Германии. Военная мощь была в его представлениях важным аргументом в международных делах, однако пускать ее в ход следовало лишь в крайнем случае. Кроме того, он был совершенно не заинтересован во вмешательстве военных во внешнюю политику. Правда, противоречия между Бисмарком и генералами вовсе не исключали сотрудничества по многим вопросам. Канцлер был не меньше военных заинтересован в сильной и независимой от парламента армии — так, в письме Вильгельму от 31 января 1872 года он называл ее «единственной гарантией, которая есть у Германии в войне и в мире»[511], — только взгляды на руководство и использование вооруженных сил у обеих сторон были различными.

* * *

Первым проектом Бисмарка стало восстановление согласия «трех черных орлов», которое обеспечивало бы существующее статус-кво в Европе и надежно изолировало Францию. Идея тройственного соглашения с Россией и Австро-Венгрией возникла еще в 1867 году, но к ее реализации Бисмарк приступил тремя годами позже. 13 сентября 1870 года, в разгар войны с Францией, он в направленной в Петербург телеграмме заявил о желательности «тесного сотрудничества монархически-консервативных элементов Европы»[512]. Эта инициатива встретила достаточно благосклонный прием, особенно в связи с негативной реакцией русских властей на провозглашение республики во Франции. В июне 1871 года, во время кратковременного пребывания российского императора в Берлине, он встретился с кайзером и рейхсканцлером, с которыми обсудил перспективы совместных действий по защите от «социалистической угрозы».

Сговорчивость и доброжелательное отношение России объяснялось, помимо всего прочего, и экономическими причинами — львиная доля иностранных инвестиций в империи Романовых была немецкой. Именно в Берлине размещалась значительная часть российских займов, Германия являлась ключевым внешнеторговым партнером России. Еще одним объединяющим моментом в отношениях двух держав являлся периодически вспыхивающий со все новой силой польский вопрос. Бисмарк был, по крайней мере, на данном этапе, заинтересован в союзе с Россией. В письме, датированном 28 ноября 1870 года, он высказался по этому поводу следующим образом: «Пока наши отношения с Австрией не поставлены на лучшую и более твердую почву; пока в Англии не возобладало осознание того, что ее лучшим и надежнейшим союзником на континенте является Германия, хорошие отношения с Россией обладают для нас большой ценностью»[513].

Проблема, однако, заключалась в том, какой характер приобретут эти отношения. В российской правящей элите многие восприняли без всякого энтузиазма образование в Центральной Европе нового могущественного государства. Старая Пруссия неизбежно играла роль младшего партнера Петербурга, а Германская империя могла претендовать, как минимум, на равноправие. Вопрос о том, в какой степени стороны должны учитывать интересы друг друга, останется весьма болезненным в российско-германских отношениях следующих десятилетий.

В это же время к идее желательности сотрудничества с мчащейся навстречу своему единству Германией начала склоняться и Австро-Венгрия. Первые признаки «потепления» появились в ноябре 1870 года, когда полное и окончательное поражение Франции стало лишь вопросом времени. 26 декабря глава австрийского правительства Бойст заявил, что составной частью будущей внешней политики Вены станет «забота о лучших дружественных отношениях»[514] с новым государством. В мае он развил свою мысль, говоря не просто о необходимости хороших отношений с Германией, но и об их использовании для налаживания нормальных контактов с Россией. В Берлине это приняли к сведению, произведя в начале июня зондаж относительно возможного сотрудничества в борьбе с левыми силами. 16 июня 1871 года австрийский уполномоченный фон Габленц заверил Бисмарка, что Франц-Иосиф «очень склонен к тому», чтобы достичь взаимопонимания[515]. Это встретило весьма положительную реакцию у «железного канцлера», не хотевшего связывать себя союзом исключительно с Россией — как, впрочем, и с каким-либо иным государством. В то же время за дружбу с Австрией выступали практически все политические партии молодой империи.