Бисмарк. «Железный канцлер»

Если в вопросах социального законодательства, то есть «пряника», позиции кайзера и канцлера более-менее совпадали, то касательно «кнута» между ними существовали весьма значительные разногласия. Бисмарк считал необходимым продолжать репрессии против социал-демократии, Вильгельм же выступал за мягкую практику, желая стать «социальным императором». Когда в мае 1889 года началась общеимперская стачка горняков, кайзер принял делегацию рабочих, хотя и обрушился в ходе беседы с гневными упреками на социал-демократию. Представителям промышленников он заявил, что собирается выступать в таких ситуациях в роли посредника и одинаково учитывать интересы обеих сторон.

Вскоре стачка завершилась компромиссом, в ходе которого многие требования горняков были приняты. Это вполне соответствовало интересам императора, не желавшего трудовых конфликтов. Канцлер же, напротив, считал более полезным не допустить «слишком быстрого и гладкого окончания этой забастовки со всеми ее печальными последствиями»[645]. Это было важно для того, чтобы облегчить продление «исключительного закона», срок действия которого истекал в 1890 году. Проблема заключалась в том, что молодой император вовсе не считал такое продление необходимым. И в этом его поддерживали многие политические силы, считавшие, что внутренняя политика Бисмарка зашла в тупик.

Еще одним предметом разногласий между кайзером и канцлером становилась внешняя, точнее, колониальная политика. Вильгельм стремился придать своему правлению как можно больший блеск — в том числе за счет приобретения колоний. Он грезил о «мировой политике», о глобальном влиянии Германии. В этом его поддерживала значительная часть общественности — лозунг колониальной экспансии продолжал набирать популярность. Политика имперского канцлера была, напротив, сконцентрирована на европейском направлении. Бисмарк считал возможным разделить политические и экономические интересы (что, безусловно, не вполне отвечало реальной действительности конца XIX века). «Дружба лорда Солсбери мне важнее, чем двадцать болотных колоний в Африке» — заявлял он в эти годы[646]. Из-за своей сдержанности в колониальных вопросах канцлер во все возрастающей степени попадал под огонь критики. Параллельно Бисмарк искал контакт с Великобританией. В условиях нараставшего сближения Парижа и Петербурга он счел необходимым предложить сотрудничество Лондону, у которого имелись трения по колониальным вопросам и с Россией, и с Францией. В январе 1889 года был предпринят первый зондаж на предмет заключения оборонительного договора против французской агрессии. Бисмарк подчеркивал, что это соглашение должно способствовать «не усилению на случай войны, а ее предотвращению»[647], и готов был предоставить своему партнеру для размышления любое необходимое количество времени. Одновременно он заявил в рейхстаге: «Я рассматриваю Англию как старого и традиционного союзника, с которым у нас нет конфликтующих интересов»[648]. Однако после двухмесячного размышления британский премьер-министр лорд Солсбери заявил, что не может ответить на германское предложение ни согласием, ни отказом. Тем не менее, в принципе от сотрудничества с Берлином он не отказался. Бисмарк понял это совершенно правильно — как стремление при необходимости опереться на Германию против России, не давая ничего взамен.

Вильгельм не понимал и не одобрял тонкой дипломатической игры, которую вел канцлер. Он считал Германию достаточно сильной для того, чтобы не заботиться о плетении хитрой паутины дипломатических комбинаций. В этом он опирался на значительную часть немцев, не понимавших, почему великая держава должна вести себя как можно скромнее. Даже в ведомстве иностранных дел Бисмарка критиковали за его спиной за старческую боязливость и избыточную осторожность. К тому же к военным кайзер прислушивался в гораздо большей степени, чем к политическому руководству. Вальдерзее, ставший в 1888 году преемником Мольтке, имел на молодого императора в эти годы значительное влияние. Поэтому попытка Бисмарка в 1889 году улучшить отношения с Россией, включавшая в себя допуск российских ценных бумаг на берлинскую биржу, в конечном счете провалилась благодаря действиям кайзера. Вильгельм сознательно занял антироссийскую позицию, провоцируя Петербург своими высказываниями и своим визитом в Стамбул и обвиняя престарелого канцлера в русофильстве.