Я всегда замечал, что шотландцы скорей надежны, чем быстры умом; скорей постоянны, чем тонки, но даже такой истинный шотландец сразу заметил, что по какой-то причине прошлое вернулось, Эванджелина снова с ним. Он прижал ее к своей груди, и она постояла так, икая и плача.
– О, Энгус! – проговорила она наконец. – Как ты был прав!
– Когда? – спросил он.
– Когда говорил: «Берегись! Когда-нибудь, где-нибудь, как-нибудь он тебя подставит».
– И подставил?
– Еще как! У восемнадцатой лунки мне нужно было сделать пять ударов, чтобы выиграть, и я попросила его дать мне новый мяч. Знаешь, что он сделал?
– Нет.
– Сейчас узнаешь. Он дал мне м-м-м…
– Что?
– М-м-м…
– Мяч?
– Нет! Мы-мы-мы…
– Мы-мы-мы?
– Да.
– Мы-мы-мы?..
– Мыло! – вскричала она, внезапно обретя дар речи.
Если бы он ее не обнимал, он бы пошатнулся. Его возвышенной душе претили папоротники в клубе и смех на поле, но особое омерзение вызывало то мыло в виде мяча, которое изготовляли мыловары, способные смеяться над святыней. Сколько раз, зайдя в аптеку, чтобы купить зубную пасту, он едва удерживался от крика, увидев эти гнусные шары. До сих пор ему казалось, что предел низости – изготовлять их. Но нет, можно пасть еще ниже. Человек – точнее, существо, внешне похожее на человека, – подсунул эту пакость нежной, чувствительной девушке – и когда? В самом конце важнейшего матча.
– Я как следует ударила по мячу, – продолжала Эванджелина, дрожа при одном воспоминании, – и мне показалось, что мяч раскололся пополам. Кстати, – голос ее стал веселее, – не мог бы ты, мой дорогой, влезть на это дерево и передать мне этого гада? Посмотрим, что можно сделать клюшкой.
Мактевиш покачал головой, словно осуждая насилие, и нежно увел ее. Ответил он только тогда, когда они отошли достаточно далеко.
– Все в порядке, любовь моя. Все хорошо.
– В порядке? Что ты хочешь сказать?
Он погладил ее руку.
– Ты была слишком взволнована и не заметила. Прямо над его головой – осиное гнездо. Надеюсь, нас не сочтут кровожадными, если мы решим… А! Слушай!
Покой весеннего вечера нарушили немелодичные крики.
– И смотри, – прибавил Энгус.
Из-за дерева что-то выскочило и кинулось к воде за последней лункой. Оно нырнуло и, видимо, решило подольше побыть в этой стихии, поскольку, высунув голову из неприятно пахнущих глубин, быстро втянуло ее обратно.
– Целительная сила природы, – заметил Энгус. Эванджелина добрую минуту стояла, открыв рот. Потом она закинула голову и засмеялась так звонко, что пожилой джентльмен, отрабатывающий у семнадцатой лунки короткий удар, резко дернул клюшку и послал мяч на восемьдесят ярдов.
Энгус нежно гладил руку Эванджелины. Он был терпим и понимал, что смеяться на поле для гольфа все-таки можно.
В КОНЦЕ КОНЦОВ, ЕСТЬ ГОЛЬФ!
© Перевод. Н. Трауберг, наследники, 2012.
Был день ежегодных состязаний для смешанных пар, и старейшина с другом, приехавшим на уик-энд, направились к краю террасы, чтобы посмотреть, как начнет игру первый из участников. Когда они увидели поле, друг удивленно, даже благоговейно вскрикнул.
– Какая красавица!.. – прошептал он.
Говорил он о молодой особе, только что положившей на подставку свой мяч и с царственным достоинством исследовавшей сумку, которую держал кэдди. Если бы у того было чувство уместности (его у кэдди не бывает), он бы встал на одно колено, как средневековый паж.
Старейшина кивнул.
– Да, – сказал он, – миссис Плинлемон очень ценят в нашем небольшом сообществе.
– Где-то я ее видел, – сказал друг.
– Конечно, в журналах. Кларисса Фитч была очень популярна.
– Кларисса Фитч? Которая перелетела океаны и пересекла Африку?
– Она самая. Теперь ее именуют миссис Эрнест Плинлемон.
Друг задумчиво смотрел, как она вынимает клюшку.
– Значит, вот она кто. Чтобы на ней жениться, нужна большая храбрость. Прямо Клеопатра. А где ее муж?
– Сейчас он к ней подходит. Щуплый такой, в очках.
– Что! Этот сморчок? Да он похож на второго вице-президента какой-то компании.
– Душенька, – сказал щуплый человек. – Не эту клюшку, мой ангел.
– Ну что ты, кроличек!
– Нет и нет. Возьми с железом.
– Непременно, мой дорогой?
– Да, радость моя, непременно.
– Хорошо. Тебе виднее.
Когда наш мудрец вел гостя обратно в комнаты, тот все еще удивлялся.
– Да, – проговорил он, – если бы сам не услышал, не поверил бы. Скажи мне кто-нибудь, что такая женщина нежно воркует со сморчком, а тот ее поучает, я бы засмеялся. Казалось бы, в этом случае властвует жена…
– Согласен, – сказал мудрец. – Именно так и кажется. Но, смею заверить, правит Плинлемон, вроде бы мягко, и очень жестко.
– Кто он, укротитель львов?
– Нет. Он занимается оценкой убытков. Страхование, морское право…
– Несомненно, прекрасный работник.
– Да, просто ас. Кроме того, он предан гольфу и гандикап у него – четыре. История его любви занятна. Она иллюстрирует истину, в которую я твердо верю, – благоговейных игроков охраняет Провидение. В событиях, приведших к свадьбе Эрнеста и Клариссы, видна его заботливая рука.