Бить или не бить?

Однако японский канон человека с его гипертрофированным чувством стыда и идеей множественности «Я» побуждает воспитателя к осторожности. «Для японских учителей и родителей „воспитывать“ не значит ругать за то, что уже сделано плохо, а наоборот, предвидя это плохое, обучать правильному поведению. Даже в ситуации, явно требующей если не наказания, то хотя бы выговора, воспитатель избегает прямого осуждения, оставляя ребенку возможность „не терять лицо“. Плохое поведение не отождествляется с личностью ребенка, ему внушают веру в то, что он конечно же может управлять поведением, стоит только приложить усилие. Вместо воспитания-порицания детей обучают конкретным поведенческим навыкам.

Учителя не ставят задачу добиваться в каждый момент соответствия поведения детей конечным требованиям. Внимание обращается лишь на то, чтобы дети в процессе решения повседневных задач научились отличать „правильную“ моральную позицию от „неправильной“. Считается, что чрезмерное давление, направленное на сиюминутное соответствие норме, может дать обратный результат» (Нанивская, 1983).

Судя по описаниям специалистов (я прочитал много научной литературы, в том числе новейшей, по этому вопросу, а также проконсультировался с крупными российскими учеными — антропологом С. А. Арутюновым, историком и религиоведом Л. С. Васильевым и историком педагогики А. Н. Джуринским), такого культа телесных наказаний, как в христианской Европе, в Японии никогда не было. Тем не менее телесные наказания (taibatsu) широко представлены в японской педагогической теории и практике (Miller, 2009). Японские ученые переводят это слово как «наставление», «руководство», «наставничество», «тренировку» и «обучение». Как в других культурах и языках, соотношение воспитательного физического воздействия на ребенка и простого применения к нему физической силы трактуется неоднозначно и иногда описывается разными словами: taibatsu — телесное наказание, chokai — дисциплинарное наказание, gyakutai — насилие или shitsuke — обучение (Goodman, 2000).

В японской семье издавна применялись три типа воздействия на детей: телесное наказание, изоляция и изгнание (Hendry, 2003). Когда в середине 1980-х годов в стране всерьез заговорили о запрете телесных наказаний, один японский отец написал в газете: «При обучении собак и лошадей их поощряют, когда они ведут себя правильно, и бьют, когда они этого не делают. То же самое нужно делать с детьми. Дети — это животные, которых учат быть людьми».

В японских школах телесные наказания законодательно запретили раньше, чем во многих западных странах, однако далось это нелегко. Впервые запрет ввели еще в 1879 г., но в 1885 г. его отменили, в 1890-м восстановили, в 1900-м снова отменили, а в 1941-м опять восстановили. После Второй мировой войны, в 1948 г., Министерство юстиции окончательно запретило бить и шлепать детей, заставлять их подолгу стоять на коленях или в неудобной позиции, не разрешать посещать туалет или есть свой завтрак.

Полностью реализовать эти правила школьной администрации не удалось. Спектр применяемых японскими учителями телесных наказаний весьма разнообразен. 69 % опрошенных в 1986 г. учителей назвали в их числе удары палкой или чем-то подобным, 63 % — тычки и толчки, 60 % — удары кулаком, 59 % — принуждение ребенка долгое время сидеть на коленях в неудобной позе («позиция сейза»), 54 % — шлепки и т. д. Десять лет спустя самой распространенной (ее назвали 58 % опрошенных) формой тайбатсу стали шлепки. Между 1990-м и 1995 г. среднее ежегодное количество зарегистрированных телесных наказаний в японских школах составляло от 700 до 1000 случаев, причем ни воспитатели, ни сами дети не считали эту практику особенно порочной. По данным одного опроса, 80 % детей сказали, что родители или учителя их били, но 15 % из них признали это наказание справедливым и лишь 25 % сочли, что их наказывали слишком сурово (Kobayashi et al., 1997).