Бит Отель: Гинзберг, Берроуз и Корсо в Париже, 1957–1963

В Каннах ширялся и Питер, и Грегори: Аллен время от времени нюхал героин, но зависимости у него не возникло. По почте регулярно приходили новые дозы. Когда Грегори не ссорился с Энни, он пропадал в казино. Когда он проиграл все свои деньги, то стал одалживать их у Аллена. Две недели они смотрели кино и шатались по фестивалю, потом взяли напрокат машину и отправились осматривать достопримечательности Сен-Тропе, который находился в тридцати милях ниже по побережью. В Сен-Тропе они наткнулись на Жака Стерна, который обрадовался, увидев их, и пригласил к себе. Он снимал большую ферму в пригороде, но решил, что они хотят быть поближе к эпицентру событий, и снял для них номера в лучшем отеле Сен-Тропе. Следующие две недели они общались с французскими звездами кино, нюхали эфир и джанк, плавали с шоферами в Бич-клабе и каждый вечер в отеле ели лобстеров и запивали их шампанским, за все платил Стерн. Время летело незаметно, Аллен вспоминал:

«Небезызвестный мне американец в Порте
Сен-Тропе болтается среди богачей
Ест лобстеров, пьет виски и смотрит
Липким взглядом на мои симпатичные синие плавки —
И больше нет никаких вопросов, кроме одного
Что я тут делаю?»

Конец идиллическому существованию положил Грегори, который постоянно ссорился с хозяином. Аллен писал Керуаку: «Грегори спорит со Стерном (“Ты – вонючий калека” – “А ты тупой крикун, а не поэт”), пока это стало невыносимым. С вечно пьяным Грегори было невозможно и дальше поддерживать дружеские отношения – так что в конце концов он оплатил нам билеты на пароход из Марселя до Танжера и сказал, что, возможно, присоединится к нам позже». Аллен, Питер и Грегори взяли билеты на 1 июня, чтобы перед тем, как уехать из Франции, пару дней провести в Марселе. Они телеграфировали Биллу точное время своего приезда и написали несколько писем.

Вторым классом на борту SS Azemour они прибыли в Танжер, надеясь увидеть Билла в порту, на причале с биноклем, но Билла там не оказалось. Марокканская таможня обнаружила, что срок действия паспорта Грегори истек. Грегори расплакался в гавани и принялся орать на официального представителя американского консульства, который не сделал ничего, чтобы помочь. В конце концов Грегори вернули на борт, где он находился под присмотром полицейских до Касабланки, столицы, где располагалось американское посольство. Когда корабль вот-вот должен был отплыть, Аллен прыгнул обратно на борт, не желая оставлять Грегори в одиночестве, а Питер остался с багажом, пошел выбирать отель и должен был отправить им в Касабланку деньги. Грегори тридцать часов пролежал на соломенной постели на нижней палубе. Он отказывался от еды, но дружелюбные негры-повара убедили его выпить кофе. Как только корабль пришел в Касабланку, Аллен отправился в американское посольство, где к нему отнеслись с пониманием и с новым паспортом побежали вместе с ним в док выручать Грегори, который в это время бился в истерике.

Они сели в автобус до Танжера и наконец встретились с Биллом в гостинице «Манирия». А в саду у Билла их ждал Пол Боулз. Через год Аллен писал Керуаку: «В этом был весь Билл. Теперь, оглядываясь на прошлое, я могу сказать, что это было началом двух с половиной месяцев мелочной ревности и ужаса, по-настоящему отвратительного времени».

Аллен, Питер и Грегори поселились в отеле «Амор», который находился в двух шагах от отеля Билла. Аллен и Питер сняли комнату на крыше с вымощенной плиткой полом за 20 долларов, из комнаты можно было попасть в стеклянную оранжерею и выйти на террасу, с которой за крышами домов были видны танжерский залив и Испания. Отсюда открывался восхитительный вид, и иногда по утрам в предрассветной прохладе перед восходом солнца Аллен сидел в патио за деревянным столом, на котором стояла его машинка и бутылка холодной содовой, и отвечал на письма, а небо на востоке быстро светлело. Кричали петухи, и возле отеля «Сесиль» на берегу еще горели голубоватые фонари. Грегори жил в комнате побольше, этажом ниже, за которую платил 14 долларов в месяц.

Билл сидел на игле, его щеки ввалились, резко обозначились скулы, он сильно похудел. Его движения были типичными движениями торчка, казалось, ему было безразлично, где они. Билл по-прежнему страстно увлекался «разрезками», теперь «разрезки» играли роль во всех сферах его жизни. Он устроил Аллену настоящий допрос, желая знать, кто послал его, кому он служит: «Что внутри, если тебя разрезать? Лайонел Триллинг!» Билл нашел многочисленные программки, которые Аллен написал еще во время учебы в Колумбийском университете. Он обнаружил, что многие свои идеи тот позаимствовал у отца, и заявил, что в них есть многое из древней еврейской культуры, и это несмотря на то, что Гинзберг воспитывался отнюдь не по-еврейски и никогда не был ярым фанатиком определенной религиозной доктрины.