Бит Отель. Гинзберг, Берроуз и Корсо в Париже, 1957-1963

У Шелла было опубликовано три стихотворения в антологии новой американской поэзии, напечатанной в Германии, соавтором которой выступил Грегори Корсо, но оценили его литературный талант после рассказов о Тоби, которые появились в четырех номерах Evergreen Review в период с 1961 по 1963 г. В его первом рассказе было такое стихотворение: «Разве этим железным прутьям предназначено быть оружием в будущих войнах? Думаю, да! Мне нравится думать, что через тысячу лет они превратятся в пыль».

Билл понимал, что Шелл хотел привлечь к себе внимание, решив вернуться в США с героином, и написал Аллену: «Ты только представь себе: этот идиот хочет вернуться обратно с саксофоном и в кричащей одежде… с саксофоном!!! Господи, как же глуп может быть человек?..»

Билл полагал, что занятие творчеством помогает Шеллу переносить заключение. «За него замолвили словечко, и через четыре-пять лет его освободили. Я его видел потом в Нью-Йорке. Какое-то время он жил в Пуэрто-Рико, но ему там не понравилось. У него по участку бежала река, в которой водилась форель. Он превратил часть ее в пруд, и иногда я просто ходил и сам ловил себе завтрак».

Брайон собирался провести Рождество и новогодние праздники с друзьями в Ла-Сьоте, городке на берегу Средиземного моря между Марселем и Тулоном, где живут преимущественно художники. По пути в Марсель в автобусе с ним случилось еще одно необычайное происшествие. В его дневнике от 21 декабря 1958 г. есть такая запись: «Сегодня в автобусе на пути к Марселю меня захватил трансцендентальный ураган цветных видений. Мы мчались сквозь длинную аллею, усаженную деревьями, и я прикрыл глаза, сидя напротив слепящего солнца. Подавляющий поток интенсивно-ярких цветов взорвался под моими веками: многомерный калейдоскоп вихрем кружился в космосе. Я был выброшен из времени. Я был в бесчисленном множестве миров. Видение резко оборвалось, как только мы проехали деревья. Было ли это видением? Что случилось со мной?»

Он рассказал про видение Биллу. Билл написал в ответ: «Мы должны осуществить молниеносный захват цитаделей просвещения. У нас есть для этого все возможности». Кстати, Брайон только через год понял, что с ним случилось, именно после этого происшествия он придумал и сконструировал одно из самых интересных своих изобретений — «Машину мечты».

Когда Билл увлекался своими зеркалами, он пачками глотал «Эубиспазм», это позволяло ему не допускать усиления своей привычки и означало, что он был чист перед законом в случае полицейского налета. «Эубиспазм» — маленькие черные таблеточки опия с добавлением кодеина, они считались лекарством от гриппа и продавались без рецепта в любой аптеке во Франции. Билл коротал зиму в комнате номер 25, облаченный в старый серый свитер, который в 1955 г. Брайону подарила Мэри Кук, и, наблюдая за тем, как рисует Брайон, он и сам начал рисовать и в начале января 1959 г. отправил Аллену несколько своих работ, выполненных в каллиграфическом стиле Гайсина. Несмотря на большое влияние Брайона, это все-таки были работы именно Берроуза, а не Брайона.

К Брайону часто заходила Фелисити Мейсон, английская аристократка. Это была бывшая шпионка, по мужу состоявшая в родстве с королевой-матерью. Они встретились с Брайоном в кафе отеля, в котором она останавливалась, когда в 1952 г. после второго развода ехала в Марракеш. Обнаружилось, что они родились в соседних городках на Темзе и что у них у обоих погибли единокровные брат или сестра. Они тут же придумали, что состоят в родственных отношениях, и когда к столику подходил приятель Брайона, он объявлял: «А это моя сестра. Она только что приехала».

Брайон восхищался ее тягой к приключениям и оказывал ей знаки внимания. Она начала с того, что завела романы с двумя юношами-арабами из «хороших семей» — один приходил к ней в послеполуденное время, другой по ночам: «Они оба обрезаны, прекрасные любовники, и я не знала, чей пенис лучше. Вот их и прозвали райскими близняшками».

Фелисити не слишком нравился Бит Отель. В своей книге «В поисках любви», где Брайон был назван Максом — он сам хотел, чтобы его так звали, — она писала:

«Я не очень много времени проводила с Максом в его дешевом отеле, меня тошнило от единственной на весь этаж вонючей уборной на турецкий манер, от крыс, снующих по червивой лестнице, по которой надо было взобраться, чтобы попасть к Максу в комнату. Когда вы до нее добирались, вы обнаруживали, что в крошечной комнатке изгнанные из интеллектуальных кругов наркоманы ведут активную общественную жизнь, хотя мне всегда было ближе предыдущее поколение Хемингуэя и Гертруды Стайн, где еда, выпивка и светская жизнь сочетались с умственной деятельностью. Тут же наркотики вели всех к бедности. Тогда битники были по-прежнему почти неизвестны в литературе и выживали, как могли, в этом невероятно убогом отеле на левом берегу. Я была моложе их всех, но чувствовала себя принадлежащей другому поколению, иностранкой. Но в то же время я восхищалась ими и любила их и время от времени наведывалась в Бит Отель».