Bittersweet (СИ)

С тёткой у Илайи особого взаимопонимания не было. Агата не упускала возможности назвать «любимого» племянника дармоедом и хлестнуть полотенцем, если он попадался ей на кухне. Классическая история, в которой родные дети любимы, а те, забота о которых свалилась на плечи по воле судьбы или нерадивой старшей сестры, вызывают исключительно отторжение, будь они хоть трижды ангелами во плоти.

Неудивительно, что из этого душного дома хотелось вырваться поскорее, позволив себе увидеть иную жизнь. Не обязательно пропитанную приторным сиропом и присыпанную блёстками гламура, украшенную отталкивающими притворными улыбками и историями успеха. Просто… Просто другую.

Поскольку оплачивать ему учёбу в колледже или университете никто не торопился, то о дальнейшем образовании и речи не шло. Недоучка, которому дорога в профессии не самого высокого пошиба. Когда тётка насмехалась над мечтами Илайи и говорила, что он приползёт обратно, он лишь закатывал глаза. Знал, что обратно не вернётся никогда и ни за что. Сюда его никто не заманит, даже если будет сильно стараться. А работа… Ему плевать, если честно, на этот пункт. Собственно, здесь у него тоже немного перспектив. И выбирая между тем, где разносить пиццу: в провинции или в крупном городе, он выберет второй вариант.

Да, он безнадёжный мечтатель.

Да, он идиот.

Да, он весь в свою глупую мамашу, которая вечно находится в поисках счастья и бросила ребёнка ради нового мужа, поставившего условие.

Да, да, да.

Он сотни раз слышал эти упрёки, столько же прикусывал язык, чтобы не сболтнуть нечто о перманентной зависти, в состоянии которой обитала тётушка. Он мог бы ткнуть её носом в тот факт, что она своим домочадцам ума дать не может, потому пусть заткнётся и не лезет в чужую жизнь, но потом сам себя обрывал. По сути, его тётка была глубоко несчастным человеком. Она это знала, вот и пыталась переложить собственные комплексы и неудачи на плечи другого человека. С кандидатурой, правда, ошиблась основательно.

Она называла племянника мечтателем, не подозревая, насколько мимо бьёт. Не мишень, а сплошное молоко. Со стороны могло показаться, что он действительно витает в облаках, но на деле всё обстояло иначе. О пребывании в мире грёз Илайя позабыл уже давно, заменив розово-блестящий мир иной картиной. Не полностью чёрное полотно, но нечто к нему близкое.

Он слышал, что в подростковом возрасте всё предстаёт перед глазами исключительно в чёрно-белом колере, никаких полутонов и промежуточных оттенков не существует, в принципе. В какой-то степени, это утверждение виделось ему закономерным, а вот кое с чем он готов был поспорить. Его мир не был только чёрным или только белым, здесь были полутона и оттенки. Другое дело, что большинство из них окрашивалось в пределах серого цвета. Темнее, светлее. Насыщенный или размытый… Они варьировались в зависимости от ситуации, но радикальных перемен не происходило.

Разумеется, такая позиция накладывала отпечаток на мировосприятие, формировала конкретные взгляды и к тому времени, когда Илайе исполнилось восемнадцать, вылилась в определённую форму. Безупречно отточила его собственные установки, окончательно сгладила душевные метания и породила циника. Быть может, в этом равнодушии к миру и некой чёрствости примешивалось ещё что-то от героя сентиментального романа, но оно тщательно маскировалось.

Так было проще жить.

Поставить на первое место не нечто возвышенное, а полностью погрузиться в меркантильные интересы, поставить перед собой цель об успехе и шаг за шагом продвигаться вперёд. Он привык к одиночеству в семье, потому мысли о душевном родстве и каких-то нелепых семейных ценностях вычёркивал раз и навсегда. Так, словно они были выписаны на лист, а у самого Илайи в руках находился маркер, которым он проводил по бумаге, скрывая карандашную надпись и не давая шанса тем буквам пробиться сквозь слой чёрной краски.

В детстве он поддавался общему настроению, неизменно восторгался идиллическими картинами, что лились отовсюду: с журнальных страниц, с экранов телевизоров и рекламных проспектов, особенно, в преддверии рождественских и новогодних праздников. С годами восторг поблёк, лидирующую позицию себе вновь отхватила та самая серая гамма, и Илайя понял, что такие семьи, если и существуют, то явно не относятся к подавляющему большинству. Реклама играет на мечтах людей, но подарить им настоящую сказку не в силах.

Его рождественские праздники обычно были ознаменованы скандалами, попытками кузины вырваться из дома, криками тётки, её же слезами. Агрессия женщины, неудовлетворённой жизнью, выливалась на него, и он снова выслушивал много «приятного» в свой адрес. После таких гневных отповедей от хорошего настроения ничего не оставалось, лишь разочарование, и огоньки на рождественской ёлке казались маяками, влекущими куда-то далеко, только б не оставаться здесь. Они не были символом праздника, они были немыми свидетелями жизни, что стремительно и бездарно утекала сквозь пальцы.