Битцевский маньяк. Шахматист с молотком

– Вообще знаю пару человек, кто примерно такие же расписки берет, но они обычно с членов семьи начинают. Зачем убивать должника, он ведь тогда ничего не вернет, – проговорил один из милиционеров, когда дверь за Коломийцевым закрылась.

– Это студент ПТУ, а не член ОПГ, – прошипел напарник.

– Так а кто становится членами ОПГ, по-твоему? – возмутился оперативник.

– Точно не психопаты из интерната для недоразвитых, – фыркнул его собеседник, припомнив, как кто-то из студентов упоминал, что Пичушкин – «один из интернатских».

Анатолий Коломийцев уже шел к выходу из отделения, когда его догнал Пичушкин, которому как раз сказали отправляться домой и приходить завтра.

– Что ты там такое наговорил им? – накинулся на парня Пичушкин. – Им же только повод дай на тебя посмотреть, сразу посадят.

– Что думаю, то и сказал. Сообщил, что в последнее время ты не очень адекватно себя ведешь, писать предсмертные записки требуешь, с трупами работаешь, – спокойно пояснил Анатолий.

Начни Коломийцев отнекиваться, потом за ним бы потянулась слава крысы, а ему этого не хотелось. Он клятву верности Пичушкину не давал, а вот за Мишу переживал.

– Не боишься? – с презрением в голосе спросил Александр.

– Тебя? – фыркнул Анатолий и одним движением отодвинул неказистого низкорослого парня, который, по сравнению с ним, и вовсе казался подростком. Пичушкин в тот день за ним не погнался, назавтра нужно было идти в отделение.

На следующий день Пичушкин в назначенное время явился в милицию. В дверях кабинета показался тощий, плохо одетый парень лет восемнадцати. Он держал руки в карманах и смотрел на присутствовавших с каким-то звериным испугом.

– Ну и зачем ты предсмертные записки всех просил писать? – с места в карьер начал допрос оперативник, лихо прокручивая в руках сигарету.

– Не всех, а тех, кто просил в долг денег, иначе б не вернули просто, – спокойно пояснил Пичушкин и опустил голову.

– Если боишься, что не вернут, просто не давай. Не думал об этом?

– Людей, которым должны деньги, обычно уважают, – пояснил парень, после чего в кабинете воцарилось неловкое молчание. Никто не ожидал от учащегося ПТУ столь сложного хода мыслей. Оперативники привыкли считать будущих плотников и столяров промежуточным звеном между обезьяной и человеком. Предположить, что кто-то из них будет строить такие завязанные на уважении схемы, они не могли.

– Одийчук задолжал тебе денег? – спросил наконец второй оперативник.

– Вроде бы уже нет, но я могу дома посмотреть, я записываю все, – ответил Пичушкин, с ужасом разглядывая свои ладони, на которых все еще зияли запекшиеся следы от врезавшейся в кожу веревки.

– Потом посмотришь. Сегодня здесь заночуешь, а завтра еще поговорим. Пока труп поищем. Найдем труп – сядешь, не найдем – посмотрим, – заявил милиционер.

Пичушкин не стал спорить. Несколько дней он действительно провел в камере предварительного заключения, но затем его все-таки выпустили за неимением никаких доказательств, кроме показаний Коломийцева. Пару раз оперативники даже следили за Пичушкиным, когда тот гулял по Битцевскому парку, но парень не делал ничего противозаконного. В основном он подсаживался к какому-нибудь бродяге, доставал бутылку водки и заводил разговор. Конечно, тот факт, что у восемнадцатилетнего парня нет друзей своего возраста и вместо этого он ищет общения среди бродяг, вызывал сомнения в психической стабильности подозреваемого, но этого было недостаточно для ареста.

4 Лишние

1992 г.

В 1992 году война в Афганистане уже закончилась, а первая чеченская кампания еще не началась, но все знали, что идти в армию опасно для жизни. Пошлют в горячую точку, умрешь от голода, а может, забьют и изнасилуют до смерти или безумия, как Сакалаускаса[1]. Так или иначе, многие, отслужив, становились совсем не теми, какими были прежде. Фраза «в армии из тебя мужика сделают» на деле означала то, что, отправившись на службу молодыми, креативными и амбициозными, назад зачастую возвращались озлобленными и сломленными людьми, в которых был развит до предела лишь один талант – умение подчиняться. Отдавать ребенка на два года в условия, где он будет рисковать жизнью, никто не спешил, поэтому в ход шли самые разные уловки и способы избежать службы. Нельзя сказать, что мать Пичушкина так уж переживала, что готова была в лепешку разбиться, лишь бы уберечь сына от армии, но Саша частенько говорил о своем желании остаться на сверхсрочную службу, а женщине казалось, что ничего страшнее и придумать нельзя. Уж лучше в больницу, тюрьму или интернат, там хотя бы все под присмотром и за высоким забоом.

Соседка, жившая этажом ниже, частенько заходила в квартиру Пичушкиных, чтобы посидеть и выпить на кухне. Узнав о том, что Саша оканчивает учебу в ПТУ, она стала периодически расспрашивать Наталью о том, что та собирается делать с армией.

– Сам как-нибудь разберется, – ворчала женщина, всем своим видом показывая, что не хочет об этом упоминать.

– Давай я поговорю с зятем, может, он пристроит его в больницу на обследование, а там посмотрим, – предложила соседка.