Битва

Кавалерийские полки, расквартированные в Вене, вышли из города на рассвете, и земля загудела под копытами множества лошадей. Фридрих Стапс прижался к стене, пропуская отряд драгун, двигавшихся легким галопом, иначе они затоптали бы его, не моргнув глазом. Потом он углубился в лабиринт старых улиц вокруг собора Святого Стефана. Остановившись у скобяной лавки, юноша толкнул застекленную дверь и вошел внутрь. Несмотря на столь ранний час в лавке уже был клиент — плотный седовласый господин в темной сюртуке, его редкие длинные волосы закрывали воротник и ложились на плечи. Мужчина говорил по-французски, а торговец только хлопал глазами, пытаясь объяснить ему на своем венском диалекте, что ничего не понимает. Тогда француз достал из кармана кусочек мела и что-то нарисовал на прилавке. Нарисовал, несомненно, плохо, о чем можно было судить по озадаченному виду коммерсанта. Стапс приблизился и предложил свою помощь:

— Я немного говорю на вашем языке, сударь, и если бы мог быть вам чем-то полезен...

— Ах, молодой человек, вы мой спаситель!

— Что вы изобразили на прилавке?

— Пилу.

— Вы хотите купить пилу?

— Да, достаточно длинную и прочную, не слишком гибкую, с мелкими зубчиками.

Выяснив у Стапса, что желает ранний клиент, торговец стал рыться в коробках, извлек на свет божий несколько видов пил и передал их французу. Стапс с любопытством наблюдал за ним.

— Сударь, я совершенно не представляю вас в роли столяра или плотника.

— И тут вы правы! Простите, из-за спешки я даже не представился: доктор Перси, главный хирург Великой Армии.

— Вам нужна пила, чтобы лечить больных?

— Лечить! Как бы я хотел лечить, но в сражениях не лечат, а чинят, изгоняют смерть: отрезают поврежденные руки и ноги, пока не началась гангрена. Вы знаете, что это такое?

— Не думаю, нет.

— При такой жаре, — сказал Перси, покачивая крупной головой, — раны начинают загнивать, молодой человек, поэтому лучше отрезать раненые конечности до того, как все тело начнет разлагаться изнутри.

Доктор Перси выбрал подходящую пилу, и торговец упаковал покупку в оберточную бумагу. Француз рассчитался крупной купюрой из пачки флоринов, которую достал из докторского баульчика, небрежно сунул сдачу в карман, поблагодарил и, нахлобучив на голову черную треуголку с кокардой, вышел из лавки. Через окно Стапс видел, как доктор зашагал в сторону улицы Каринтия, где его дожидался кучер в коляске.

— Что я могу предложить для вас, сударь? — спросил торговец.

Стапс отвернулся от окна и сказал:

— Мне нужен большой нож с заостренным концом.

— Для разделки мяса?

— Именно так, — ответил юноша с тенью улыбки на губах.

Выходя из скобяной лавки, Фридрих Стапс спрятал кухонный нож, завернутый в серую плотную бумагу, во внутренний карман своего потрепанного редингота и размеренным шагом двинулся к оживленному центру города: кавалерийские эскадроны стекались к воротам Вены и направлялись в сторону Эберсдорфа, Дуная и большого наплавного моста.

У розового дома на Йордангассе Стапс увидел раздетых по пояс мужчин с шапками полицейских на головах. Они разгружали крытую повозку, принадлежавшую интендантству. Двое блюстителей закона, потея и пыхтя от натуги, тащили на кухню здоровенную корзину с продуктами, и юноша без лишних слов последовал за ними. Длинный коричневый стол был завален куриными тушками, овощами, буханками хлеба, склянками со специями... Сестры Краусс во главе со своей гувернанткой ощипывали перья, чистили, мыли, резали, а Анри Бейль с мрачным выражением на лице возвращался от колонки с двумя ведрами воды. Стапс забрал у него ведра:

— Отдыхайте, вы же больны.

— Вы очень любезны, месье Стапс, — махнув рукой в сторону стола с продовольствием, Анри объяснил: — Как видите, мои коллеги по интендантству тоже заботятся о моем здоровье.

— Как и о здоровье этих барышень, — с невинным видом заметил Стапс, и по его губам скользнула двусмысленная улыбка.

Анри метнул в молодого человека сердитый взгляд: его смущал этот слишком вежливый юноша. Каждое слово, сказанное им, можно было трактовать двояко. Уж не следует ли опасаться его? Но почему? Впрочем, Анри забыл о своих подозрениях, слушая, как Анна Краусс весело щебечет со своими сестренками, хотя не понимал, о ком или о чем идет речь. Вскоре к разговору присоединился Стапс, и это окончательно настроило француза против него. Надувшись, он сидел у дальнего конца стола и, поскольку все говорили по-немецки, не мог принять участия в общем веселье. Анри побледнел, сжал зубы и попытался встать из-за стола, но внезапно пошатнулся, почувствовав озноб и недомогание. Анна встревожилась и поспешила к нему, чтобы поддержать. Почувствовав тепло ее рук, Анри покраснел, как помидор.

— Он приходит в себя! — воскликнул по-французски Стапс.

Анри почувствовал непреодолимое желание укусить этого придурка.