Битва

Расчувствовавшись, почти не веря в то, что услышал, Янов подумал, что обрадует этим известием жену, придаст ей силы, и поехал обедать домой, хотя чаще обедал не дома, а в офицерской столовой на первом этаже штаба, где была комнатка для генералов. Квартиру пришлось открывать ключом: на звонок никто не отозвался, видно, Ефросинья Игнатьевна, домработница, отправилась по магазинам, а Ольга Павловна с постели не вставала. Он прошел в дальнюю комнату, в спальню, толкнув стеклянную дверь, сдерживая радость, глухо сказал:

— Ну, мать, новость — Аркадий со всем своим полком едет!

Он хотел добавить, что завтра встречать, надо готовить им комнату, но, взглянув в полусумраке, заполнявшем спальню, на привычную, высокую кровать у дальней стены, осекся: мгновенная судорога прошила его, и он разом будто одеревенел: поза у Ольги Павловны под легким байковым одеялом была неестественной — голова откинулась на подушке, глаза уставлены с пронзительной немотой куда-то в угол потолка, белки тускло, известково синели… Именно эти глаза, тускло-известковые, с пронзительной безжизненной немотой, потрясли его.

Теперь же, однако, он думал о своем изменившемся за последнее время положении и о том, что, кажется, его умение, волевая способность начинают сдавать, отказывать — иначе чего же он об этом думает, не отсечет, не отбросит прочь? Началось это после его перехода из ПВО…

Главком… Боевой генерал в войну, крупными соединениями командовал. Но ведет себя пока что беспокойно: по всякому поводу — справки, доклады, не всегда — по важному, принципиальному поводу, как кажется ему, Янову. Вот и с «Меркурием» — отмалчивается, хотя известно: собирает узкие совещания, устраивает встречи — без него, Янова… Он отчетливо помнит — началось это с определенного четко сказанного «за»; его Янов произнес на той встрече со Звягинцевым. Тогда, после встречи, оставшись вдвоем, главком с нескрываемым неудовольствием сказал: «Зря вы с такой определенностью торопитесь говорить «за». Отношения наши с промышленностью должны строиться по максимуму: быстрее, лучше… Полагал: возраст требует мудрости и хитрости…» И умолк, как-то закостенел, и Янову в тот момент вместе с растекшимся в груди неприятным холодком пришло: «А ведь он тебе намекнул — не гибок и… стар».

«А если в самом деле уже стар?» — горько всплыло сквозь раздумья, всплыло откуда-то из глубины, и Янов почувствовал сухое першение и горечь во рту. Тотчас он как бы услышал резковато-надтреснутый голос: «Со здоровьем-то как?» Янов даже знакомо поежился, словно реально, а не мысленно услышал сейчас вопрос, которым часто встречал его главком.

Янову отчетливо и ясно представилась последняя встреча с главкомом. Хотя разговор был коротким, именно после него, должно быть, Янов испытывал сейчас странную внутреннюю опустошенность: вроде бы ослабла, оборвалась нить, которая связывала его с многочисленными делами и заботами, со всем тем, что складывалось в его представлении в емкое и вместе точное, как ему казалось, понятие «жизнь».

Возможно, в первый раз именно в это утро главком против ожидания не встретил его обычным грубоватым и прямым вопросом: «Со здоровьем-то как?» Янов в последнее время не являлся запросто, а только по приглашению, тут же вдруг предстал сам, — возможно, это обстоятельство и сыграло роль: главком не задал привычного вопроса. Он напряженно, словно в удивлении, смотрел, пока подходил от двери Янов. Выслушал молча, не перебивая, кажется, даже внимательно, хотя смотрел куда-то в сторону, — докладывал Янов о вызове к министру с планом по ускорению работ на шантарском полигоне.

— Приказано быть в одиннадцать ноль-ноль, — заключил Янов. — Вызывается и Сергеев. На беседу.

— Ну-ну! — Главком вдруг встал, высокий, напряженно-строгий, прошелся нервно у стола. — «Меркурий»! Единственная возможность! Больше ничего? Не много же… А если не одну систему? Да пусть соревнуются — какая лучше. Заставить промышленность, умы конструкторов поработать, выбрать лучшее — вот как…

— Резон есть, но нельзя забывать об огромных государственных затратах, — проговорил Янов.

— Резон… — повторил главком. — Торопимся, вот что! Какой-то, по-моему, зуд проявляем.

— Если вы обо мне…

— Не только! — как выстрелил тот. — Но если хотите…

Янов весь внутренне сжался, чтобы сдержаться, не сказать грубость.

— Не знаю, но разговор какой-то не тот, — медленно и трудно сказал Янов, нарушая молчание. — Разумно распоряжаться государственными средствами — наша обязанность, долг. Спросится ведь! Обязательно. Не из своего же кармана… Так что остаюсь при своем мнении.

— Я тоже — при своем!