— У духов — дану, фир болг и вестников — всегда существует одно основное стремление, которому они подчинены полностью, — сказала Нимуэ. — Как текущая вода. Как ветер, — она бегло чему-то своему улыбнулась и тут же серьезно продолжила. — Существование в физическом теле позволяет людям иметь больше одного стремления одновременно. Это дает людям большую свободу воли. Но в Пустошах человеку приходится выбирать одно из нескольких.
— Что-то я не помню таких сложностей, — сказал Артур.
Мерлин хмыкнул.
— У тебя всегда было только одно стремление — защитить Камелот, — сказала дану. Она помолчала. — Ланс в этом похож на тебя, он тоже склонен… концентрироваться на одном.
— Осталось добиться, чтобы он сконцентрировался именно на задании, — сказал Мерлин.
Джин, последние минут пять молча разглядывавшая свой безупречный маникюр, выбила ногтями дробь по столу.
— Это не проблема. Я с ним поговорю.
Конечно, ему было страшно. Страх наполнял движения невесомостью, отодвигал звуки и делал до предела резкими очертания людей и предметов. Это было неприятно, но предсказуемо. Мирддин шел к университету дорогой, которой еженедельно следовал Эмрис Виллт, и не предполагал, что она будет легкой.
За три квартала он начал отбивать шаги тростью, одновременно пытаясь совместить слои восприятия. Позволяя себе увидеть то, что так тщательно старался игнорировать — солнечные улицы Камелота, превращающиеся в черный лес под железным небом.
Если бы происходящее касалось только его одного, было бы легче. Но это было не так.
Он хотел понимать, но за понимание пришлось заплатить свою цену. И что самое страшное — платить пришлось не ему одному. И, что хуже всего, он стоял перед этим выбором опять.
Он помнил, что сказала Нимуэ. Он знал, что сказал бы Артур. Но решать нужно было ему самому, и ему нужно было выбрать механизм решения.
Он попытался начать сначала.
У него было много вопросов к Единому, но ему нужно было действовать, и для того, чтобы действовать, он решил взять аксиомой что Единый не злонамерен и все происходящее имеет смысл.
Он не мог перестать видеть происходящее — значит, ему следовало научиться находить смысл в том, что он видит.
Отступили дома, машины, прохожие, выцветая и расплываясь, как газетная страница, попавшая под дождь. Бесчисленные черные ветви проступали, покрывая трещинами городские стены; разрывая людей изнутри на части. Черная чаща сомкнулась над Мирддином, как свод готического собора. Он замер, опираясь на трость, как от шквального ветра, и огляделся.
Мирддин дал себе слово, что, если будет слишком тяжело, он воспользуется яблоком с холма Эйлдон.
Знание о том, что у него есть запасной выход, придавало ему сил. Но у людей не было такой форы, и Мирддину хотелось понять — почему. Если допустить, что происходящее имеет смысл, то какой? К какому результату нужно стремиться, чтобы выбрать именно этот способ? Для чего, создавая мир таким, следовало создать его именно так?