БИТВА ДЕРЕВЬЕВ

— Нет, — сказала дану. — Они боялись, что любой вариант, который принесет им будущее, будет хуже того, что есть, и решили остановить мгновение, чтобы навсегда остаться в нем.

— Навсегда?

— До конца света. Это не навсегда, — уточнила фея. — Но достаточно надолго.

Ланс не знал, ужасается он или завидует. Он сглотнул.

— Ты поведешь Короля этим же путем?

— Да, — сказала фея.

Ланс зажмурился. Ему пришлось сделать усилие, чтобы выговорить, но это нужно было сделать.

— Он… увидит все это?

— Нет, — сказала фея. — Пустоши каждому показывают свое. Если бы я шла одна, я не увидела бы никого. Только море.

Ланс подавил вздох облегчения. Это было недостойно, но… У него не было права так любить Королеву, он знал это. Но у него было право служить ей и отдать за нее жизнь, если нужно. Он не мог лишиться этого.

— Госпожа… — хрипло позвал он. Фея обернулась. — Пожалуйста. Не рассказывай Королю об этом.

Фея вскинула темные брови:

— Почему?

Ланс попытался ответить, но слова застряли у него в горле.

— Не бойся, — сказала фея, не дождавшись ответа. — То, что происходит в Пустошах, остается в Пустошах. Пойдем. Недолго осталось.

Фея развернулась и опять пошла по кромке обрыва. Подол платья волочился за ней по земле и сливался с белесым туманом, плотным, как слепота. Будто облако опустилось брюхом на землю и придавило все.

Ланс ссутулился, сунул руки в карманы и побрел за ней следом. Позади, за спиной, над морем маячило сквозь пелену оранжевое пятно — там, где каменная женщина изгибалась в объятиях, и разомкнутые губы, как вино, наполняло янтарное, обжигающее сияние. Титаны. Дети людей и богов. Вымерший народ Атлантиды. Паоло и Франческа.

Они не справились. Что уж говорить о простых смертных. Но он бы отдал всю свою кровь по капле, только чтобы все сложилось так, как сложилось.

— Ага, — сказала фея. — Вот оно.

Ланс отвлекся от мыслей. Туман рассеялся. Моря больше не было. Обрыва тоже. Они стояли на равнине, плоской, как стол. Впереди медленно перекатывая тяжелые волны, текла река. Волны двигались характерными толчками — как при пробитой артерии. Ланс понял, что течет в реке, и его замутило. Сколько же людей нужно… для вот такого вот…

— Красная река, — пояснила фея.

— Зачем она… такая? — не выдержал Ланс.

Фея пожала плечом.

— Один Единый знает. Посмотри на ту сторону, — сказала фея. — Ты кого-нибудь видишь?

В ее голосе впервые мелькнуло что-то, похожее на человеческую интонацию.

Ланс прищурился. За рекой лежала точно такая же пустошь, безжизненная и каменистая. Сколько он ни вглядывался, там ничто даже не шевельнулось.

— Не вижу, — ответил он. — А должен?

Она не ответила. Ланс обернулся — фея стояла, обхватив себя за локти. Короткие темные пряди шевелились над ее головой, будто она была под водой. Лицо ее было похоже на фарфоровую маску — по нему ничего нельзя было прочитать.

Ланс опять стал смотреть на горизонт, но против воли река притягивала его внимание, взгляд соскальзывал и соскальзывал вниз, на густой багровый поток, от которого поднимался жар и шел металлический запах. Река тошнотворно ворочалась на своем ложе. Тяжело плеснула волна, потом другая. Поверх багровой ряби набежала прозрачная, стеклянистая, они скручивались в водоворот, но не смешивались, складываясь в двухцветную спираль.

Лансу показалось, что он слышит шепот. Он наклонился к воде.

— Осторожно! — крикнула дану, но было уже поздно.

На той стороне реки обрушивался сам в себя, обращаясь в прах, великий город. Трескались фрески, падали колонны, осыпался крошевом купол храма, погребая под собой старых и малых, мужчин и женщин, оставляя среди руин только одиноко возвышающийся трон, трон с одиноко застывшей фигурой, будто высеченной из камня, выросшей от земли до неба, на фоне багрового злого солнца, багрового, как багровые воды. Солнцеликий медленно поднял голову. Ланс встретился с ним глазами — и связь времен распалась.

— Едва узнала я тебя… арру, арру… едва узнала я тебя… арру, арру… — Джиневра сидела вполоборота у зеркала, водя расческой по волосам, и мурлыкала невесть откуда привязавшуюся песенку. Древняя мелодия, нежная и отчаянная, так и крутилась в голове. Джиневра на миг нахмурилась, вспоминая — а, да, на благотворительном базаре ее играли сегодня. Она перекинула волосы с одного плеча на другое, с наслаждением соскальзывая в монотонный ритм движений и музыки. — Зачем ушел ты на войну, зачем ты бросил меня одну, мой милый Джонни, арру, арру… едва я тебя узнала…

Мелодия вилась. В узких створках зеркала отражалась лампа, тяжелое золото волос, белое ночное платье, алый шелк, накинутый на плечи.

— Королева! Моя королева!

Джиневра вздрогнула, оборачиваясь.

Посреди комнаты стоял Ланс.

Босой, в каком-то кожаном переднике вместо одежды, с ног до головы разрисованный синими, красными и белыми полосами и кольцами. Грудь у него ходила ходуном, будто он бежал, и от этого движения узоры шевелились и трескались. Это походило на сцену из дурного спектакля. Или сна.

Ланс сделал шаг вперед и почти рухнул к ее ногам.

— Вы же позволите мне умереть за вас? Позволите?