«Перипетии нашей жизни нам предусмотреть не дано, ибо они в руках Всевышнего, но, когда семейный союз освящен взаимной любовью и доверием, легче переносить уготованное нам Богом в Его премудрости. Поверь, милая Анна, я говорю по собственному опыту. Здоровье мое пошатнулось, силы подорваны преклонным возрастом, и все же я благодарю Господа! Прежде всего за сыновей, от которых мне столько радости, хотя кончина одного из моих любимцев состарила меня сразу на десять лет».
Смерть Людвига тяжело отразилась на Андриетте, и она умерла в 1889 г., в возрасте 86 лет. В письме к Альфреду Карл сожалеет, что из Петербурга на ее похороны никто не приедет: «Как ни плохо о нас могут подумать, […] прошу Вас, дядя, не сердиться, мы бы очень хотели, и нам самим больно, что не сумеем отдать последние почести своей нежно любимой бабушке». Доверенность на устройство наследственных дел и согласие на любые распоряжения по этому поводу даны Адольфу (дяде по матери). Альфред свою долю наследства – одну треть от 280 800 крон – направляет на благотворительность, медицинские исследования и детскую больницу.
Альфред оказывает большое внимание своим юным родственникам. На Рождество он обычно посылает племянникам из модного Парижа необыкновенные заводные игрушки. Для детей Роберта Яльмара, Людвига, Ингеборг и Тюры – он учреждает специальный фонд, куда кладет деньги для их будущих надобностей. Он также приглашает всех четверых погостить у него в прекрасном Сан-Ремо – подольше, чтобы как следует «развеялись», – но у Ингеборг возникают «проблемы», и Альфред показывает ее докторам.
Сын Роберта и Паулины Яльмар Нобель с 1884-го по 1890 г. работает под началом Эмануэля в Баку и Тифлисе. В кризисном 1886 г. Яльмар пытается из петербургского особняка на набережной успокоить отца и дядю Альфреда, объясняя им, что спад вызван естественными колебаниями спроса и предложения на нефтепродукты. Ему, однако, трудно примириться со своим зависимым положением в доме Эдлы. Его «кормят там из милости» и чуть ли не упрекают в том, что «не умеет выказывать достаточной благодарности и достаточно низко гнуть спину».
Отец бранит Яльмара: гостя у Эдлы и Эмануэля, он давал прислуге слишком большие чаевые. Яльмар храбро защищается:
«Возможно, сумма в 24 рубля с полтиной, которую я дал на чай, кажется тебе завышенной, но я должен был учитывать свой бесплатный пансион, к тому же, по-моему, она не была слишком большой на каждого (то бишь на каждую служанку), поскольку деньги эти следует поделить на 6 частей. Прежде всего, мне нужно было дать кухарке, которая варит мне по утрам кашу, затем – девушке, которая чистит мое платье, горничной, которая подает мне завтрак, той служанке, что убирает мою комнату, той, что готовит для меня ванну (а я принимаю ее весьма часто), и, наконец, той, что стоит в прихожей и надевает на меня пальто».
Яльмару поручают в товариществе все более ответственные задания. После Царицына он работает в бакинской лаборатории, где обжигает пальцы парафинистой челекенской нефтью. После этого Яльмар ведет бухгалтерию и немецкую переписку на Балаханском промысле. В 1889 г. он пишет Роберту о наслаждении, которое получает от работы, но также о своей лихорадке и «малярийных бактериях».
Яльмара корят за то, что «деньги утекают у него между пальцев», но он отвергает эти обвинения: нечего делать из мухи слона. Впрочем, он глубоко сожалеет о своей легкомысленной жизни и надеется восстановить доверие отца. «Иначе я не смогу посмотреть тебе в лицо», – пишет он. В 1890 г. Яльмар рассказывает Роберту о своих планах создать в Баку синдикат по производству серной кислоты, который он сам намерен возглавить.
В августе того же года Эмануэль не поддерживает предложение доверить Яльмару руководство батумскими предприятиями возможно, из-за приступов малярии, которой страдает Яльмар. Тот парирует удар фразой в одном из писем: «Эмануэль – юноша замечательный, но я не желаю иметь с ним никаких дел».
В письме к Роберту в Йето Альфред упоминает о разногласиях между кузенами, благодарит за фотографию Яльмара:
«Яльмар – единственный жизнерадостный человек из всех Нобелей, а я считаю жизнерадостность величайшим достоинством, и, хотя она нередко ведет к порокам, все же это добродетель, из которой берут начало все прочие добродетели… Как там Яльмар? Он по-прежнему сидит в Баку? Я бы с удовольствием повидался с ним».
В другом письме Роберту Альфред рассуждает о характерах Яльмара и Эмануэля: