Битва под Оршей 8 сентября 1514 года

В «Бархатной книге» из рода Лобановых упомянут «Князь Иван Меньшой, бездетен же, убит под Оршею», из рода Троекуровых — «князь Иван Семейка, бездетен; убит под Оршею», из Засекиных — «князь Глеб, да князь Констянтин; те оба убиты под Оршею». Упомянуты также представители Плещеевых («у Тимофея Слепова один сын Иван, убит под Оршей, бездетен»[229] и «Федор, убит под Оршею, бездетен»), Слизневых («У Ивана, Иванова сына Булгака, дети: Василей Волчок, бездетен, да Семен, бездетен, убит под Оршею»), Заболоцких («да Василей, убит под Оршею»).[230] Большинство упомянутых в «Бархатной книге» лиц хоть и являлись представителями знатных родов, однако ж не были командирами поместных отрядов и, по-видимому, состояли рядовыми воинами в составе элитного подразделения — государева Двора. Вероятнее всего, отрядами Двора руководили князья Иван Селеховский, братья Борис и Петр Ромодановские, а также Борис и Иван Стародубские, попавшие позже в плен.

Теперь подсчитаем по максимальным показателям общее количество дворянской конницы, которое могли послать под Оршу: около 100–150 государева Двора, до 5000 городовых дворян, до 2600 новгородско-псковской рати — дают в сумме до 7750 всадников. Если брать принятый нами средний показатель — 1 помещик и 1 слуга,[231] — то с боевыми холопами мы выходим на максимальную численность — до 15 500 человек, а с отрядом мещерских татар Сивиндук-мурзы (до 500 человек) получается около 16 000.

Но, определяя окончательный итог расчетов по максимальной планке, по завышенным показателям, следует принимать во внимание, по крайней мере, три обстоятельства. Во-первых, в списках пленных нередко фигурирует только один-два представителя служилого города (например, по одному из Коломны, Алексина, Галича, Серпухова), но, тем не менее, для расчетов мы сознательно исходили из численности всего города. Хотя невероятным кажется тот факт, что из всей корпорации помещиков в 200, 300 и более человек с каждого из указанных «городов» в плен попали только по одному дворянину, несмотря на полный разгром войска. Во-вторых, важно учитывать многочисленные «отъезды» помещиков, отмеченные в разных летописях («а ста не нарядна была, а инии в отъезде были»[232]), а также и то обстоятельство, что в дальний поход «на пустошение Литвы» выходила далеко не вся корпорация в полном составе (ибо служилые люди отбирались по принципу лучшей «конности, людности и оружности»[233]), а лишь те, кто мог нести дальнюю полковую службу «о-двуконь» (с запасными лошадьми. Скорее всего, в состав воеводских полков входила лучшая часть, «выбор»). По указанным причинам максимальный «рубеж» численности может снижаться до 11 000 – 12 000.

Независимо от этой методики вычисления можно прибегнуть к другому способу — подсчету численности армии через количество воевод и «голов» (командиров подразделений). Данный метод может применяться в основном для подсчета численности войска середины XVI столетия (когда произошла «сотенная» реформа и вместо «голов» стали фигурировать «сотенные головы»).

В двух корпусах И. А. Челядина и М. И. Булгакова-Голицы насчитывалось до 14–15 воевод. Каждый воевода, в зависимости от ранга, руководил «головами» (с середины XVI в. — «сотенными головами»), командирами подразделений поместной конницы. К 1560-м гг. в полевых войсках в среднем на воеводу приходилось по 4–5 сотенных голов.[234] Вряд ли в начале XVI в. воеводы могли руководить большим числом воинов, чем в годы апогея развития поместной системы. 14 (количество воевод) х 5 (количество голов у воеводы) х 200 (максимальное число в «сотне») = 14 000. Цифра, с учетом погрешностей и учёта максимальных показателей, не намного отличается от полученной ранее. Таким образом, два метода, предложенных нами, дают в конечном итоге похожие цифры — максимум 11–14 тыс. бойцов. В пропагандистской литературе численность «московитов» была увеличена более чем в шесть раз.

При изучении военного потенциала сосредоточенной под Оршей полевой рати следует уделить определенное место тактике и вооружению.