Битва под Острой Брамой

За ходом работ Княжнин взялся проследить – сыну военного инженера сам бог велел что-то понимать в таких делах. Оставалось разве что перед делом проверить качество напитков. Пошутив и по этому поводу, офицеры вернулись в Варшаву.

У парадного подъезда дворца Млодзеевских Княжнин встретился с Протазановым. Тот приветствовал капитан-поручика как ни в чем не бывало – слава богу, не обиделся за раздражение, которое высказал ему Княжнин после вчерашнего случая в шинке. Просто поинтересовался, откуда Княжнин возвращается. Узнав, порадовался:

– Ну, вот вы и при деле. Знаю, вам от этого будет легче. А скажите, Дмитрий Сергеевич, вы вправду воевали со шведами под началом Игельстрома?

– Какое-то время.

– А были у наших войск победы под его командой?

– Не случилось.

– Понятно теперь, для чего сии маневры. Красотки любят победителей!

– Мне барон назвал другую причину. Не желаете пойти попить кофе в той цукерне за углом, что присмотрел мой денщик?

– Благодарю. Уже приглашен в другое место. Увидимся вечером. Нам, кажется, обещают какого-то сказочного тенора.

– Насколько я знаю, концерт будет приватным.

В пани Гражине, которую Андрюха подсознательно сравнил с подаваемым в ее кофейне крендельком, Княжнин обнаружил еще и изюминку. Изюминка в том и состояла, что аппетитным крендельком у нее выглядели и пухлые губы, и описывающие правильные радиусы брови, и, конечно, фигура, в которой всего было в достатке – и корицы, и сахара – и ничего особенно лишнего. Нет, изюминка была в голосе – низком, с очень приятной хрипотцой. Нет, вовсе не в голосе, а в сообразительности. В женщине ум, если он имеется, – главная изюминка.

– Я разумею, не должна с пана брать гроши за кофе, – с хитрой улыбкой сказала хозяйка заведения, поставив перед Княжниным чашку с ароматным напитком.

– Почему вы так решили? – спросил Княжнин с неподдельным интересом.

– Я знаю всех русских офицеров в этой части Варшавы, которые любят хороший кофе. А вы здесь человек новый, значит, приехали не раньше чем вчера. И еще, вы с вашим отважным денщиком оба называете крендель (пресел) «булечка». Наверное, он учился польскому у вас.

– Вы удивительно проницательны. Но позвольте мне все же заплатить.

«Эх, до чего все же приятная женщина! – подумал Княжнин. – Если покопаться в корнях слов, то Гражина – это так и переводится: красивая женщина. Господи, всего-то прошло после расставания с женой, а уже такие мысли… Но ничего, меньше недели – и начнется пост».

– Нет-нет. Я обещала неустойку, – продолжала очаровывать пани Гражина. – Я сама очень сожалею, что такой приятный пан не поселился в нашем доме. От этих музыкантов столько шума!

– Неужели они заволокли на второй этаж рояль?

– Нет, они просто все время ругаются.

– Маэстро Чезаре бранит своего слугу?

– У них вовсе нет слуги.

– У них? – вскинул брови Княжнин.

Ему пришлось удивиться еще больше, когда легкие на помине новые постояльцы пани Гражины появились в кофейне. Они возвращались с прогулки. Странным было то, что маэстро с итальянским именем Чезаре разговаривал по-французски.

– Всего один стаканчик мне совершенно не помешает! – убеждал один, невысокий и полный, с густыми черными бровями.

– Даже не думай, тебе через два часа петь! – отрезал другой, если чем-то и похожий на маэстро, то не музыки, а фехтования. Он действительно был немного похож на Лафоше, и французский, безусловно, был его родным языком.

– Красное вино комнатной температуры прекрасно смягчает голосовые связки! – поглядывая в сторону столиков, настаивал чернобровый толстячок. Судя по всему, это и был маэстро Чезаре.

– Еще одно слово, тенор, и я сделаю из тебя сопрано! – пригрозил его импресарио, похожий на ландскнехта, и, очаровательно улыбнувшись не понимавшей французского пани Гражине, решительно подтолкнул маэстро к лестнице.

«Черт побери, я не знаю, кто это такие, но они явно не те, за кого себя выдают, – подумал Княжнин, отхлебывая кофе и даже не замечая, что обжигается. – Они французы. Если верно утверждение Игельстрома, что за границей плетется супротив нас заговор, то корни его – во Франции, откуда хотят распространить в Польшу свою революцию. Меньше чем через два часа они будут выступать перед посланником, за безопасность коего я отвечаю. Посланник будет тет-а-тет с госпожой Залуской, без охраны…»

В следующую минуту Княжнин решительно поднялся из-за стола и вслед за подозрительными иностранцами взбежал на второй этаж. У него созрел план. Он представится тем, кто есть на самом деле, – офицер при российском посланнике. А потом скажет, что барон Игельстром, узнав о затруднениях маэстро Чезаре, велел прислать в его распоряжение слугу. И через четверть часа Княжнин приставит к Чезаре Андрюху, который при его сообразительности быстро раскусит, что это за люди, с кем они встречаются, есть ли у них оружие, запомнит их слова, пусть даже не понимая их смысла. Вряд ли эти «музыканты», во всю бранившиеся в кофейне при стечении людей, станут опасаться говорить при русском мальчишке.

С этими мыслями Княжнин постучался в дверь, за которой все еще огрызались друг на друга подозрительные музыканты.