Битва под Острой Брамой

Рассвет все же проглянул сквозь завесу снежинок. А когда появилось солнце, снежинки закружились совсем весело, будто и они за проводы зимы. Войска уже собирались, и генерал-квартирмейстер Пистор указывал им исходные позиции. Пробежав по штыкам и жерлам единорогов, солнце заиграло на вензелях императрицы, украшавших латунные бляхи на гренадерских и мушкетерских касках. Княжнин нынче сам был в таком же, введенном Потемкиным, головном уборе, сменив на него более привычную шляпу – так предписывалось офицеру в боевом походе. Наверное, вертеть головой в потемкинской каске действительно удобнее, чем в широкой шляпе, а поперечный плюмаж и свисающие сзади лопасти, напоминающие бобровые хвосты, при этом защищают голову и шею от сабельного удара. Однако на голове каска сидит не очень удобно, а если попытаться натянуть ее потуже, то она, как седло на корове, как-то плющится, отчего сразу теряется парадный вид.

Сегодня, конечно, все предпринято в угоду красоте. Белые, черные, желтые, красные плюмажи на касках отличают в строю роты друг от друга: мушкетеры и гренадеры в белых епанчах, егеря – в зеленых шинелях; портупеи у всех тщательно выбелены, надраенные пряжки на них сверкают, едва их коснется самый слабый солнечный лучик. А больше всего блеска от расчехлившего свои медные трубы оркестра. Так заиграли, что даже снегопад унялся.

Под музыку приглашенные заняли приготовленную для них галерею. Там безопасно. Перепуганная лошадь, даже целый табун, промчится, если что, под поднятым на три аршина помостом. Орудия, хоть и холостыми зарядами (десять раз проверено), будут палить в другую сторону. Вокруг галереи были расставлены надежные караулы. С королем Станиславом Августом было заранее оговорено, чтобы тот не привлекал для этого свою гвардию – мало ли, какой-нибудь патриот из союзных офицеров нечаянно пальнет в российского посланника? Одним словом, как и хотел Игельстром, те, кому не следует сомневаться в могуществе российского покровительства над Польшей, увидят представление, как в театре.

А вот верхом на белом коне и сам посланник, заодно командующий всеми этими войсками. Надменно, свысока, как покровитель Игельстром приветствует польского короля. Несчастный король, как всегда, грустен, и это невозможно скрыть за расточаемыми им направо и налево галантными улыбками.

Княжнин чувствовал непроизвольное сострадание к этому человеку, хотя после того, что узнал про него за эти дни, казалось бы, должен был испытывать одно презрение. Сначала он был с теми, кто принимал новую конституцию для Речи Посполитой, чтобы бестолковую шляхетскую вольницу заменить отлаженным государственным устройством. Клялся, поди, на верность этой Конституции, ронял счастливую слезу. А потом, когда не желавшие перемен паны объявили Тарговицкую конфедерацию и призвали на помощь российские дивизии, слабое войско Речи Посполитой все же пыталось сопротивляться, защищало его, своего короля. А тот, испугавшись, примкнул к Тарговице. Предал свою армию, чтобы остаться на троне. Каково было его офицерам? Самые благородные и щепетильные ушли в отставку. Пожалуй, на их месте так же поступил бы и Княжнин. А на месте короля – пошел бы сражаться, погиб в бою… Но это, наверное, слишком просто. Княжнин не хотел бы оказаться на месте короля. Может ли король просто поступить по совести? Или его непременный удел – вместе со своим народом до дна испить чашу позора?

Все же сегодня, в Прощеное воскресение, Княжнину было жалко этого слабого человека, который, возможно, мог бы быть славным добрым королем в какой-нибудь другой стране, где все хорошо устроено.

Ладно, беды короля Понятовского – это его беды, у Княжнина своя беда, хоть и не такая вселенская: оберегать этого ливонского барона. Он уже пристроился к его свите, затерявшись среди адъютантов и родственников – в Варшаве при Игельстро ме служили его племянник и зять. Генерал проезжал вдоль строя, приветствуя войска. Им придется еще постоять – графиня Залуская немного опаздывает.

Наконец прекрасная дама подарила своему рыцарю улыбку, и тот, воодушевленный, с видом грозного бога войны, подал сигнал начинать. После первого пушечного залпа пехота двинулась к холму, из-за которого вдруг выскочили контратаковать несколько эскадронов Ахтырского легкоконного полка. Мушкетерские батальоны построились в карею, укрыв Игельстрома внутри построения. Покружив какое-то время вокруг ведущего беглую пальбу пехотного строя, конница схлынула, и Игельстром продолжил атаку. С холма оглушительными залпами стреляли пушки, заставляя морщиться и затыкать уши наблюдателей на галерее.