Битва при Коррине

– Несмотря на всю свою прошлую ценность, Йорек Турр в будущем уже не может быть использован. Кроме того, он ужасающе и тревожно непредсказуем даже для человека. – Эразм некоторое время помолчал. – Я просчитал последствия и решил, что такой исход будет самым предпочтительным. Для меня было бы неприемлемо видеть, что тебе причинен вред.

Внезапно робот рассмотрел небольшую окровавленную царапину на горле Гильбертуса.

– Ты ранен. Он все же пустил тебе кровь.

Человек прикоснулся к ранке, посмотрел на капельку алой крови на пальце и пожал плечами.

– Это абсолютно несущественно.

– Ни одна причиненная тебе рана не может быть несущественной, Гильбертус. Отныне мне придется опекать тебя еще более тщательно. Я буду следить за твоей безопасностью.

– А я – за твоей, отец.

Вселенная – это сцена, на которой постоянно разыгрываются импровизации. Они не следуют никаким внешним образцам.

Норма Ценва. Откровения, переведенные Адриеном Венпортом

Запертая в своем заполненном парами специи баке, Норма перестала воспринимать какие бы то ни было границы. Вокруг нее более не существовало ничего конкретного и осязаемого, а чувства – бодрящие, головокружительные – стали невероятно естественными. Обычные стены не могли служить ей преградой. Она не покидала своей камеры уже много дней и тем не менее совершила решающее путешествие к открытию…

Невероятной чередой перед ее мысленным взором поднимались и падали неисчислимые возможности, как пузырьки в шампанском. Эти пузырьки не подчинялись ее воле, словно некое божество предоставляло их в ее пользование для раскрытия безграничного царства сменяющих друг друга возможностей. Она провела всю свою жизнь в попытках раскрыть сокровенную сущность Вселенной, а теперь оказалась обвитой величественным коконом связующих нитей, путеводных шнуров и идей.

Она могла издали наблюдать за Адриеном, смотреть на него сверху, как благоволящий ангел-хранитель, она видела, как он, не жалея сил и времени, работает на благо корпорации «ВенКи». Умный, способный, проницательный – достойный потомок ее и Аврелия.

Как раз сейчас, стоя снаружи и дыша нормальным воздухом, Адриен всматривался в бак сквозь его прозрачные, замутненные парами меланжа плазовые стенки. Он пытался разглядеть мать внутри бака, убедиться, что она еще жива. Она понимала, что он сильно беспокоится за нее, что он не способен понять, как может она отказываться покинуть добровольное заточение, почему она не принимает еду и почему не отвечает… и отчего так сильно изменилось ее физическое тело. Когда у нее будет достаточно времени, когда она сможет сосредоточиться, то пошлет сыну сигнал, чтобы ободрить его, чтобы начать общаться с ним, хотя сейчас ей казалось невероятно трудным так тратить энергию. Ей было, кроме того, трудно сделать свои мысли и слова доступными… не только для Адриена, но и для кого бы то ни было, кроме нее самой.

Управляя подачей меланжевого газа нажатием на клавиши панели кончиками пальцев – которые соединялись теперь… перепонками? – Норма продолжала увеличивать концентрацию специи в воздухе камеры. Пары клубились вокруг нее, как густой оранжевый суп с острым запахом корицы.

Разум становился мощнее, шире и приобретал господствующее положение, но все остальное тело постепенно атрофировалось. Трансформация шла в весьма интересном и примечательном направлении – туловище, руки и ноги усыхали, а мозг увеличивался. Что еще более примечательно – череп не сдерживал этот рост, так как увеличивался в объеме сам.

Одежда рассыпалась в клочья под воздействием едких паров меланжа. Но она не была больше нужна Норме. Новое тело было гладким и асексуальным, оно превратилось всего лишь в сосуд для хранения расширявшегося сознания.

Она покоилась на принесенной подушке, но в принципе Норма перестала чувственно воспринимать окружающие предметы. Прекратилось отправление большинства физиологических функций. Она больше не испытывала потребности в пище и питье, перестала выделять шлаки.

Понимая, что сын хочет видеть ее, она приникла к прозрачному плазу своей камеры. Норма была в состоянии ощущать присутствие Адриена, она чувственно воспринимала его мысли, знала о его заботах. Она видела его прищуренные глаза и немного расширенные зрачки, морщины на его лбу и в углах рта, словно нарисованные искусным художником. Видела она и капельки холодного пота, выступившие у него на лбу.

Она отмечала игру выражений его лица, и это напоминало ей о долгих разговорах, которые они вели в прошлом. Своим расширенным сознанием Норма восстанавливала и упорядочивала эти воспоминания об их бывшей душевной близости. Сопоставляя слова, которые он произносил, с выражением лица, она могла теперь читать его словесные выражения по его мимике.