На самом деле, потери трех первых эскадронов кавалергардов были не слишком велики[878]. Однако нет сомнения, что шквал перекрестного огня целой дивизии преодолеть было невозможно, и первые эскадроны, смешавшись, поскакали назад. Зато 4-й и 5-й врубились в ряды конных егерей и мамелюков. Завязалась отчаянная схватка. Опрокинутые конные гвардейцы и гусары воспрянули духом и снова бросились в бой. Для французской гвардейской кавалерии и лично Раппа настал момент тяжелого испытания. Самого Раппа пытались окружить со всех сторон, его ранили в голову, а конь под ним был ранен пять раз! Но успех русских кавалеристов был недолгим. В бой устремились французские конные гренадеры на своих громадных черных конях. Как рассказывает легенда, они влетели в схватку с возгласом: «Заставим плакать санкт-петербургских дам!»
На этот раз свалка была ужасной. Конные егеря, кавалергарды, конные гренадеры, конногвардейцы, мамелюки – все смешались в дикой исступленной драке. Это был тот редкий случай в быстротечных обычно кавалерийских сшибках, когда исход боя решался в упорном, кровавом рукопашном бою. В течение четверти часа не было слышно ничего, кроме остервенелых криков сражающихся, лязга стали и хрипа коней… «Эта четверть часа показалась нам вечностью, – вспоминал пеший гренадер императорской гвардии Куанье, который из рядов своего батальона с тревогой всматривался в ужасную свалку, – мы не могли ничего разобрать в дыму и пыли. Мы боялись увидеть наших товарищей разбитыми, поэтому медленно двигались вслед за ними. Если бы они были опрокинуты, то наступила бы наша очередь»[879]. Но очередь Куанье не наступила. Клубок всадников заколебался, дрогнул и вдруг хлынул в сторону узкой плотины Валькмюлле… Русская конная гвардия была разбита.
Через несколько минут к Наполеону и его свите подлетел кавалерист с обломком сабли в руке. Он резко остановил взмыленного забрызганного кровью коня прямо перед императором и громко воскликнул: «Сир! Мы опрокинули, изрубили русскую гвардию. Ее артиллерия взята!» Это был Рапп, который в разодранном мундире, без шляпы, с гордо поднятой всклокоченной головой сообщил Наполеону результаты легендарной атаки. Таким он вошел в историю на легендарном полотне Франсуа Жерара…
Это произошло около часа дня. Центр союзников был окончательно рассеян, русская гвардия покинула поле сражения. Спустя некоторое время к императору подвели захваченных в плен офицеров кавалергардов, и впереди них был князь Репнин.
«– Ваше имя, сударь, – обратился император к князю.
– Князь Репнин.
– Вы командуете гвардией императора Александра?
– Я полковник и командир эскадрона в полку кавалергардов.
– Ваш полк достойно исполнил свой долг.
– Это самая прекрасная награда – получить похвалу от великого человека.
– Я с удовольствием воздаю вам должное. А кто этот молодой человек рядом с вами?
– Это сын генерала Сухтелена. Он служит поручиком в моем эскадроне.
– Не слишком ли он юн для того, чтобы сражаться с нами?
– Не обязательно состариться, чтобы стать отважным, – смело ответил поручик[880].
– Прекрасный ответ, молодой человек. Вы далеко пойдете, – произнес Наполеон и добавил: – Пусть этих господ отведут на мой бивак, пусть о них хорошо позаботятся и пусть доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин»[881].
От Позоржица до Блазовица, 10:30–16:30
После атаки улан Цесаревича и взятия французами Блазовица бой на северном крыле продолжался, но обе стороны ограничивались артиллерийским огнем и отдельными кавалерийскими атаками. Согласно рапорту дивизии Келлермана, легкая кавалерия этой дивизии ходила в атаку восемь раз, причем половина этих атак была произведена еще до начала решающего столкновения между пехотными линиями. Вместе с гусарами и конными егерями Келлермана в атаку ходили и драгуны Вальтера. С ними скрещивали сабли русские гусары и драгуны Чаплица, Витгенштейна и Уварова.
В частности, сразу после того, как 13-й легкий захватил Блазовиц, с обеих сторон в атаку опять устремилась кавалерия. Уваров, который командовал русской конницей на этом участке поля сражения, писал в своем рапорте следующее: «увидал я цесарскую [австрийскую. –