Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799 – 1805 гг.

Но эти части не оказались на месте, где решалась участь сражения… Но самое интересное, что, подойди они даже к Праценскому плато и возьми его обратно, союзники бы все равно проиграли сражение. Наполеон выиграл бы его по-другому, нанеся какой-нибудь другой своевременный удар, о котором позже историки бы написали, что он был задуман французским полководцем чуть ли не за школьной скамьей.

Конечно, план Вейройтера был никуда не годен. Но как в свое время великолепно сказал Клаузевиц, на войне не так важно, что делать, как важно действовать решительно и целеустремленно. Если бы во главе союзной армии стоял твердый волевой человек, который обладал бы всей полнотой власти и инициативы, он сумел бы даже при этом плане избежать катастрофы. Но присутствие императора Александра I при армии сломало всю нормальную пирамиду военной иерархии. Царь лишил Кутузова действительного руководства, но сам не взял командования в свои руки. Сверх того, появился еще Вейройтер, который де-факто захватил часть командных полномочий. Бедой союзников был не только схоластический ум Вейройтера, чрезмерная мягкость и дипломатичность Кутузова, самоуверенность Александра и влияние его «молодых друзей», но и то, что никто из перечисленных лиц в действительности не командовал. Все запуталось до предела, в армии на уровне генералитета царил полный хаос. Каждый делал то, что ему пришло в голову в данную минуту.

«О сражении Аустерлицком можно сказать, что каждой части войск предоставлено было действовать отдельно, с условием при том ни себе не ожидать, ни другим не давать вспомоществования, и для лучшего успеха полезно было бы даже забыть, что на том же самом поле и в то же самое время были еще и другие русские войска»[945], – справедливо указывал генерал Ермолов.

Казалось бы, в армиях, представлявших монархические державы, принципы иерархии должны были бы строго соблюдаться. На самом деле волею судеб получилось так, что командование союзной армией превратилось чуть ли не в трибуну для дискуссий. В результате у всех, от генерала до солдата, возникло ощущение, что ими командуют из рук вон плохо и никто не знает, что делать. Постоянная путаница в организации всех маневров, непонимание цели и задач, несогласованность, отсутствие нормальной связи – вот результат утраты единоначалия. В критический момент, когда началась борьба за Праценское плато, не надо было обладать семью пядями во лбу, чтобы понять, что здесь решается судьба битвы. Однако никто не знал даже, к кому обращаться. Командовали все, и никто никого не слушал. В результате даже удачные действия отдельных отрядов не могли ничего дать. Всех увлекал всеобщий хаос.

В рядах же французских войск было полное абсолютное единство командования. Да, Великая армия представляла страну и общество, вставшие на путь преобразований, которые в конечном итоге, многие годы спустя, приведут к установлению в Европе буржуазно-демократических порядков. Однако напрасно было бы искать следы чего-либо подобного в армии императорской Франции. Армия была системой полностью иерархичной, где принцип единоначалия выполнялся неукоснительно. Все безгранично верили своему полководцу и знали, что он добьется победы.

Генерал голландского происхождения Дедем-де-Гельдер, вспоминая о маршале Даву, написал такую замечательную фразу: «Я знаю, что он был далеко не всегда любезен, но я буду всегда горд тем, что я служил под его командованием… С ним мы были уверены, что нами хорошо командуют, а это кое-что значит, и маленькие неприятности компенсируются великими достоинствами»[946]. Эту фразу с еще большим основанием можно было применить к самому Наполеону. Каждый солдат и офицер знал, что им хорошо командуют, что любой приказ отдан не зря и имеет смысл для достижения общей победы.

Одновременно с этим нельзя не отметить превосходство боевого опыта французских генералов и старших офицеров. Большинство из них сражались с самого начала войн Великой французской революции. Они командовали на поле сражения уверенно, чувствовали себя под огнем, словно в своей родной стихии. Генерал де Голль в своей книге «Франция и ее армия» прекрасно резюмировал этот образ военачальника в годы успехов империи: «Они… были молоды, для них был тяжел отдых, а не работа. Выкованные из стали, они, не колеблясь, выносили тяготы кампаний, переносили холод, жару, дождь, не слезая с коня целыми днями, обходясь без сна, питаясь чем попало. Сражаясь уже в течение многих лет, они делали это, имея опыт зрелых годов. К тому же с ними был Наполеон, он брал на себя все, что касалось стратегических комбинаций, и оставлял им то, в чем они были несравненны: инстинктивное умение действовать в самых сложных ситуациях, отвагу, воздействие личным примером на солдат…»[947]