Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799 – 1805 гг.

Да, русские дворяне ненавидели Французскую революцию, но Бонапарт был уже не революция. Это прекрасно, кстати, понял Павел I, взявший курс на сближение с Францией. Это прекрасно понимали и многие представители русского правящего класса. Не следует забывать, что все они жили под влиянием французской культуры, говорили, читали и писали по-французски. Безоглядная, забывшая все интересы страны поддержка Англии была совершенно не в интересах большинства русского дворянства. Если в правительстве и было несколько горячих англофилов, то только потому, что этого хотел царь. Захотел бы он по-другому – были бы другие люди, потому что, следует еще раз подчеркнуть, никакого императива во вражде с Францией у России не было.

Наоборот, приличные отношения с Францией при сохранении торговых отношений с Англией были самым лучшим способом для России сбить наглую спесь британских олигархов и притормозить слишком честолюбивые стремления молодого консула. Но Александр выбрал совершенно другую политику. Он развязал англичанам руки. Как только началась англо-французская война, она обострила все противоречия, накалила обстановку на континенте.

Однако и в этой ситуации война России с Францией никак не следовала автоматически из создавшейся ситуации. Александру потребовались поистине титанические усилия, чтобы заставить другую крупную державу континента, Австрию, вступить в антифранцузский союз. В отличие от первых двух коалиций, третья совершенно не была спонтанной. Австрию загоняли в нее пинками. В результате Россия получила ту войну, которую она должна была получить. В памяти русских офицеров и солдат австрийцы остались как дурные союзники, нерешительные и постоянно клонящиеся к «предательству». А как еще могли себя вести австрийцы, которых затащили в коалицию против воли не только большинства австрийского народа, но и против воли даже австрийского генералитета?

Русские историки часто говорят о войне 1805 г. как о войне превентивной. Якобы Наполеон с самого начала только и думал, что напасть на Россию, и нужно было его остановить. Как кажется, документы и материалы, приведенные в этой книге, убедительно доказывают, что теория превентивной войны не выдерживает ни малейшей критики. Война 1805 г. не предотвращала будущие военные конфликты, а, наоборот, их спровоцировала. Расширение Франции за счет Пьемонта или Генуэзской Ривьеры мало затрагивало интересы России, а тем более не угрожало ее безопасности. Первый консул, а впоследствии император постоянно подчеркивал свою приверженность концепции русско-французского союза. Конечно, он делал это не по причине какого-то особого пристрастия к русскому народу, а искал в этом свои выгоды. Но что мешало России умело использовать хорошие отношения с Францией для того, чтобы найти в них выгоды для себя?

Война с Францией не была естественным и неизбежным процессом. Александр I мог избрать и другие алгоритмы своей внешней политики.

Политика Наполеона, несмотря на определенную долю агрессивности, строилась на рациональных началах и не была подчинена какой-то абстрактной идее мирового господства. Заботясь о расширении своей империи, Наполеон вовсе не исключал компромиссов, а что касается России, вообще стремился к достижению союза с этой страной. Более того, этот союз до начала войны 1805 г. был для него одним из главных приоритетов внешней политики. В идеологии французской Первой империи не прослеживается никаких черт презрения к другим нациям, человеконенавистнической идеологии и химерических проектов власти над миром. Империя со столь же активной внешней политикой, какую вели и другие великие государства того времени Россия, Великобритания и Австрия.

Одновременно Наполеону были чужды всякие идеи экспорта революции. В этом смысле его политика напоминает выражение, модное в 70-х гг. XX в., – «мирное сосуществование государств с различным общественно-политическим строем». Заботясь прежде всего о своей стране, он не собирался навязывать потенциальному союзнику свои ценности, тратя деньги и губя людей в войнах во имя «освобождения» другого народа. Россия вполне устраивала его как сильный и потенциально выгодный союзник, и поэтому Наполеон относился с уважением к тем порядкам, которые существовали в Российской империи, и он и не думал о том, чтобы во имя освобождения русских крестьян заниматься дестабилизацией империи Александра. Поэтому российской знати было нечего бояться «пугачевщины», инициируемой Наполеоном.