Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799 – 1805 гг.

Даже из общих соображений можно предположить, что подобная концепция как-то не очень вяжется со многими фактами. Ведь если бы Александр твердо и ясно выразил свою волю и пояснил заговорщикам, что в случае гибели отца он строго спросит с них, неужели кто-то осмелился бы поднять руку на императора! Нет сомнений, что в подобной ситуации Александр не только мог, но и просто был бы обязан устроить суд над заговорщиками и жестоко покарать убийц. Но ничего подобного и отдаленно не было сделано. Быть может, лучше всего в косвенной, но тем не менее вполне понятной форме выразил отношение Александра к заговору его главное действующее лицо граф Пален, когда, узнав о произошедшем, Александр зарыдал или стал изображать судорожные рыдания, граф Пален строгим тоном прервал его излияния: «Перестаньте ребячиться. Ступайте царствовать». В этом резком ответе Палена и в рыданиях Александра целый спектакль. Проливая слезы, Александр изображал публично, что он был совершенно непричастен к злодеянию, а негодяи, в частности стоявший перед ним граф Пален, во всем виноваты. Строгий ответ генерал-губернатора Петербурга был обращен не столько к Александру, сколько к другим свидетелям этой сцены и был призван намекнуть новому императору, что он вовсе не столь чист, как пытался изобразить, проливая слезы.

Самый знаменитый современный исследователь биографии Павла I Н. Я. Эйдельман на основе обработки всех источников этого времени сделал заключение о том, что Александр не только знал о существовании заговора, но и ясно представлял, чем он завершится. Нужно сказать, что Пален и не особо скрывал свои намерения. В обращении к заговорщикам, которые спрашивали у него, что нужно делать с императором, он недвусмысленно заметил: «Напоминаю, господа, чтобы съесть яичницу, нужно сначала разбить яйца». Невозможно предположить, чтобы такой искушенный в интригах и жестокости политической борьбы человек, как Александр, мог наивно воображать, что его твердый и вспыльчивый отец подпишет бумажку, которую протянут ему пьяные офицеры, вломившиеся в его спальню. И еще меньше – представить себе, каким образом и на каких основаниях будет в дальнейшем изолирован от политической жизни его отец. Декабрист Никита Муравьев, у которого не было особых оснований льстить ни одному, ни другому царю, жестко и однозначно написал по этому поводу: «В 1801 г. заговор под руководством Александра лишает Павла престола и жизни без пользы для России»[129].

Таким образом, есть все основания, хотя и с некоторыми оговорками, ясно и четко сказать, что император Александр I вступил на престол в результате вполне сознательно совершенного убийства своего отца. Участие в этом ужасном преступлении не только станет жестоким проклятьем, словно тяготеющим над личной жизнью царя, но и окажет влияние на политические события и прежде всего на отношения с первым консулом, а потом и императором Франции.

Известие о гибели Павла I пришло в Париж 12 апреля 1801 г. Прусский посол написал в этот день: «Новость о смерти императора Павла была словно удар грома для Бонапарта. Получив это известие от господина Талейрана, он издал крик отчаяния и тотчас же стал говорить, что эта смерть не была естественной и что удар пришел со стороны Англии»[130]. Первый консул, на которого совсем недавно совершили покушение оплачиваемые английскими спецслужбами роялисты (3 нивоза IX г., 24 декабря 1800 г.), сказал также с горечью: «Они промахнулись по мне 3 нивоза, но они попали в меня в Санкт-Петербурге».

Одновременно англичане нанесли удар и в другой точке Европы. На Балтику двинулась огромная английская эскадра из 18 линейных кораблей и 35 фрегатов, бригов и корветов под командованием адмирала сэра Гайд-Паркера. Авангардом эскадры командовал Нельсон. В задачу эскадры входил разгром датского флота и бомбардировка Копенгагена, чтобы добиться выхода Дании из Лиги северных стран. Затем эскадра должна была уничтожить русский флот, стоящий в Ревеле (Таллине), прежде чем ломка льда позволит ему соединиться с главной эскадрой в Кронштадте. После этого предполагалось сделать то же самое и со шведским флотом.

Вопреки инструкциям, Нельсон стремился атаковать прежде всего русских. «Я смотрю на Северную лигу как на дерево, в котором Павел составляет ствол, – заявлял Нельсон, – а шведы и датчане – ветви. Если мне удастся добраться до ствола и срубить его, то ветви отпадут сами собою; но я могу испортить ветви и все-таки не быть в состоянии срубить дерево, и при этом мои силы… будут уже ослаблены в момент, когда понадобится наибольшее напряжение их… Получить возможность вырезать русский флот – вот моя цель»[131].