Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799 – 1805 гг.

Удивительно, как известный французский специалист по истории эпохи Александра I Мари-Пьер Рей нашла в этой абракадабре «морально-нравственный аспект битвы, в которую вступал царь»! Согласно историку, Александр желал предложить «геополитическую систему, которая должна была победить наполеоновскую, ибо она уважала права наций и права личности (!)»[284]. Как это должно было сочетаться с насильственным свержением власти во Франции, ради которого нужно было положить миллионы жизней, уничтожением малых государств, переделом границ других, Мари-Пьер Рей не сообщает.

Прагматичные английские политики с ходу отмели все химеры Александра. Они вынесли из прекраснодушных рассуждений только один ясный и простой факт – Россия желает войны с Наполеоном. Это их более чем устраивало. Все остальное Уильям Питт, вновь ставший в мае 1804 г. первым министром, пропустил мимо ушей. Он не был утопистом, его мало заботила концепция всеобщего блага и необходимости «распространять вокруг себя дух мудрости и справедливости», зато он четко и ясно видел интересы правящего класса своей страны. Как блистательный психолог, он нюхом почувствовал, что русский царь не просто ищет взаимовыгодного союза, а жаждет по непонятным для Питта причинам войны с Наполеоном. Поэтому английский премьер-министр повел себя с Новосильцевым с твердостью, которую можно было бы в других обстоятельствах оценить как спесивую самоуверенность, граничащую с тупостью.

Вместо того чтобы с благодарностью броситься в объятия русского союза, он в буквальном смысле продиктовал России условия договора.

Питт высокомерно отбросил все попытки русской стороны затронуть вопрос статуса Мальты. Остров в Средиземном море отныне являлся базой британского флота и точка. Так же уверенно и без малейших сантиментов английский министр разрешил проблему морской конвенции – Англия будет действовать на морях так, как ей выгодно. В русском проекте было много прекраснодушных фраз о свободе Италии. Питт перечеркнул их раз и навсегда. Он тоже считал, что Францию нужно убрать с североитальянских земель и укрепить Пьемонт. Однако ни о какой свободе для итальянского народа речи идти не могло. Англичане, желая усилить Австрию, потребовали передачи ей в будущем практически всей Ломбардии. Наконец, английского премьер-министра было сложно одурачить туманными фразами о «необходимой оккупации некоторых частей Оттоманской империи». За всей галиматьей пустых фраз он прекрасно видел желание России утвердиться на Ближнем Востоке, чего англичане боялись еще больше, чем хозяйничанья там Франции. «Помогать какой-нибудь стране означает самый удобный способ завладеть ею», – с язвительной иронией заметил Питт. Таким образом, отбросив все русские предложения, английское правительство просто-напросто наплевало как на самого царя, так и на все его искренние или притворные утопические схемы.

Уже упомянутый Борис Муравьев совершенно справедливо отметил: «В страхе, как бы не сорвался его проект, Александр оставил в руках англичан мыс Доброй Надежды и – что просто невообразимо – Мальту. В этот момент он мог бы потребовать как компенсацию за огромные жертвы, на которые он вел свою страну, по крайней мере, немедленное возвращение острова Мальты ордену под суверенитетом и протекторатом России. Ничего подобного не было сделано. Сам дающий, он действовал так, как жалкий проситель»[285]. Даже один из самых рьяных сторонников союза с Англией, Чарторыйский, изумленный наглыми требованиями британских министров, вынужден был написать, что Англия «хочет направлять континент в своих собственных целях и не заботиться ни об общем положении вещей, ни о мнении других держав»[286]. Но ничто не могло остановить поистине одержимую, не знающую никаких доводов разума жажду Александра воевать с Францией. Царь молча снес все оскорбительные, презирающие интересы России требования Уильяма Питта.

Известный петербургский историк Борис Кипнис утверждает, что причиной старания Александра развязать войну было стремление к «державности». Мол, Наполеон, хозяйничая в Западной Европе, оскорблял величие России, и потому царь не мог не ответить на это войной, дабы поддержать престиж и авторитет своей державы. Если кто и оскорблял честь и достоинство России, это был Уильям Питт и наглое, надменное поведение британских политиков, обращавшихся с Россией как со своей колонией. Никакого уважения, никакого малейшего, хотя бы символического жеста в отношении Российского государства, а лишь выгода Англии, которую Александр фактически сделал целью действий на международной арене, лишь бы начать войну.