Битва в Арденнах. История боевой группы Иоахима Пейпера

Вдруг снизу раздался негромкий взрыв. За ним — еще один, и были видны вспышки красных искр. Ветераны 30-й дивизии поняли, что это значит. Немцы с фаустпатронами среди танков! Раздался удар металла о металл, и один из «Шерманов» полыхнул языком пламени метров в десять высотой. Секунду спустя в нем принялись рваться боеприпасы, разлетаясь во все стороны. Подбили еще один танк, и еще… С горы на них медленно надвигался «Тигр», поводя пушкой из стороны в сторону. Рота Берри стала отступать. При свете горящих «Шерманов» оставшиеся представляли собой слишком легкую мишень.

Над санаторием в горах пехотинцы, затаившись в развалинах, ждали, когда придет их черед вступить в бой. Немецкие танки подходили все ближе. Прижавшиеся к земле солдаты не видели их, но по звуку поняли, что танки уже в нескольких метрах.

Из темноты вынырнул первый «Тигр». От его выстрела затряслось все здание. Обороняющиеся стали выпрыгивать из окон. Рядом с танками появилась и немецкая пехота. Из окна медленно вылетела противотанковая граната и взорвалась, не принеся никакого вреда. За ней последовали еще несколько. Американцы отступали все дальше. Одни ложились среди обломков в засаду и ждали, пока немцы начнут карабкаться сквозь окна вслед за ними; другие же бросали оружие и выпрыгивали через окна на другом конце здания во двор. «Тигр» просунул свою длинноствольную пушку прямо в окно, выбив остатки стекла. Перепуганные солдаты сжались в углу, глядя, как орудие ходит из стороны в сторону. Наконец танк выстрелил. Солдаты отчаянно пытались зажать уши ладонями от ужасного грохота. С пола поднялись облака пыли, а штукатурка валилась, как снег. В окно осторожно заглянул немецкий солдат. На фоне окна его голова представляла собой превосходную мишень. Американцы вспомнили упражнения по стрельбе навскидку, и немец отвалился назад, фонтанируя кровью и держась за горло. Но за ним уже лезли другие. Они забирались во все окна и погнали обороняющихся из комнаты в комнату. В конце концов дальше отходить стало некуда, и оставшиеся в живых американцы начали вставать из укрытий, бросая оружие и поднимая руки вверх.

Однако некоторые не сдавались. Сержант Уильям Уайднер и одиннадцать человек под его командованием вели в одной из внешних построек, куда они отступили, жестокий собственный бой. Организовав подобие круговой обороны, они отбивали все атаки немцев, при этом сам сержант непрерывно кричал, отдавая корректирующие команды артиллерийскому наблюдателю, находящемуся в траншее метрах в пятидесяти позади них, а тот передавал их артиллеристам. Под таким прикрытием выжившие солдаты двух потрепанных в санатории рот наскоро организовали новую оборонительную линию за зданием, занимаемым сержантом Уайднером. Сам сержант впоследствии будет награжден за храбрость, проявленную в ту свирепую декабрьскую ночь.

Эта новая линия обороны, в сущности, представляла собой заполненную грязью канаву, и ее защитники не расслаблялись. Незадолго до рассвета немцы опять пошли в атаку. Американцы ждали их вместе с танками Берри. Совместный огонь обоих подразделений остановил немецкую атаку практически сразу же. Когда взошло солнце, поле перед американскими позициями напоминало лунный пейзаж, усеянный кратерами и уродливо изломанными трупами. На этот раз американцы держались крепко, но тем не менее санаторий Сен-Эдуард, ключ к Стумону, остался в руках Пейпера.

В ночь с 20 на 21 декабря роты B и C 1-го батальона 119-го пехотного полка потеряли половину своего состава, включая пять командиров взводов. В подвалах санатория немцы сортировали пленных американцев, которых оказалось тридцать два человека.

Стоя с руками за головой, одни — раненые, другие — контуженные, они смотрели на своих победителей, пока те их обыскивали. Большой эсэсовец с недельной щетиной, явно главный здесь, посмотрел на жетон одного из пленных и крикнул, подняв его вверх:

— Поглядите-ка! Здесь даже герр лейтенант!

Измотанный молодой второй лейтенант покраснел как мальчишка.

Закончив обыск, эсэсовцы погнали пленных в пекарню, оставив одного тяжелораненого на попечение монашки, которая все пыталась наложить шину на его поврежденную правую руку. Отец Анле, присев на колени рядом с ней, понял, что раненый скоро умрет, и принялся провожать его в последний путь. Вдруг умирающий открыл глаза и взглянул священнику в лицо.

— Спасибо, — сказал он по-английски. — Я не католик, но моя жена — католичка. Она будет рада, что вы оказались здесь, если я действительно умру.

Бородатый немецкий командир, недавно смеявшийся над молодым американским лейтенантом, был явно тронут. Он вставил в губы раненого немецкую сигарету из грубого черного табака и зажег ее. Американец сделал несколько затяжек, закашлялся и вытащил здоровой рукой из кармана куртки кусочек шоколада.

Протянув ее священнику, раненый попросил:

— Передайте немецкому камраду.

Немец принял подарок с поклоном и улыбнулся умирающему. Но потом повернулся и прошептал отцу Анле:

— Я не смогу его съесть. На нем — кровь.

ДЕНЬ ШЕСТОЙ Четверг, 21 декабря 1944 года