Эти качества обоих военачальников двух армий относились и к генералитету их стран в целом. В отличие от генерала Эйзенхауэра, которым представлял собой новый для военных тип менеджера в форме, столь характерный впоследствии для армий послевоенной эпохи, все эти офицеры прошли через десятилетия утомительной гарнизонной службы, будучи в мирное время изгоями, упрятанными в дальнюю ссылку, чтобы не навредить текущей вокруг «настоящей» жизни. Здесь же, на войне, они переживали короткий период славы, распоряжаясь жизнью миллионов людей и раздавая указания министрам и магнатам.
Поэтому к национальному военному престижу генералы относились весьма ревностно. Британцы были уверены, что только они — настоящие солдаты. Ведь они сражаются с гансами уже пять лет, и, естественно, американцам пока что следует слушаться их и учиться. Американские генералы придерживались, понятное дело, противоположной точки зрения. Ведь именно они предоставляли большую часть и людских ресурсов, и материальных припасов, и вообще, они пришли спасать несчастных англичан. Американцы считали свое ученичество законченным; теперь им пора командовать.
В течение полугода после высадки в день Д подспудный конфликт между английскими и американскими генералами тлел, разгорался и снова затихал благодаря отчаянным усилиям генерала Эйзенхауэра. Однако назначение Монтгомери на пост командующего двумя огромными американскими армиями привело к новому обострению конфликта, который уже не затихал более до самого конца войны и рана от которого так и осталась незатянувшейся. Попытка заставить Риджуэя отступить стала первым шагом на пути к злополучному заявлению Монтгомери 7 января 1945 года, которое привело к окончательному разрыву с генералом Брэдли. Пейпер в пылу сражений в Ла-Глез не мог и представить себе, как повлияет на отношения между союзниками его наступление.
В тот же самый день, когда Монтгомери пытался убедить командиров американских десантников отступить, американцы были встревожены еще одним англичанином. Питер Лоулесс, корреспондент «Дейли телеграф» при 1-й армии, внимательно слушал, как пресс-секретарь армии зачитывает ежедневное коммюнике, и злился. Он один из пятидесяти с лишним журналистов, собравшихся в комнате, знал правду о произошедшем в Мальмеди, где в тот день отбомбились В-26 322-й эскадрильи, приняв город за свою второстепенную цель. Лоулесс собственными глазами видел горящий центр городка. А теперь пресс-секретарь армии пытался оправдать действия военных.
Не успел майор закончить фразу о том что «немцы вошли в Мальмеди и нашей авиации пришлось нанести по городу бомбовый удар», как Лоулесс выкрикнул:
— В Мальмеди не было немцев вы бомбили собственные войска и убили триста американцев![44]
Последовала жестокая перебранка, но коммюнике 1-й армии осталось без изменений. В конце концов Питер Лоулесс в гневе вышел из зала и отправился выпить.[45]
Даже разгром Пейпера способствовал ухудшению отношений между союзниками.Но и самому Йохену Пейперу готовились долгие неприятности. Впервые попал в плен один из его старших офицеров. Поздно вечером 22 декабря в плену оказалась большая часть разведроты капитана Кобленца, принадлежащей к разведбатальону Книттеля, наступавшему вдоль дороги на Труа-Пон. В числе пленных был и сам капитан Кобленц.
Американские офицеры уже знали о массовых убийствах в долине Амблева. 20 декабря солдаты 117-го пехотного полка, освобождая деревни Парфондрю и Стер, насчитали 117 трупов мужчин, женщин и детей, расстрелянных из стрелкового оружия.[46]
Когда начальник местной полиции показал солдатам трупы, те не смогли сдержаться, и потребовалось личное вмешательство капитана Джона Кента из роты A, чтобы удержать их от расправы над девятью пленными из батальона Книттеля.Поэтому, оказавшись в плену, капитан Кобленц тут же попал на допрос к знающему немецкий капитану Курту. Затем последовал перекрестный допрос солдат. На это ушел весь день, но, когда 23 декабря допросы были завершены, капитан Кобленц опроверг все данные из предоставленных ему в письменном виде показаний своих солдат. В таком виде все свидетельства были переданы майору Муру, сотруднику службы генерал-инспектора в 1-й армии. Так эти первые письменные свидетельства медленно двигались по командной цепочке, пока не добрались до Версаля, где служащие аккуратно сложили их в особую панку, где им предстояло дожидаться дня, когда они будут использованы как аргументы в пользу повешения «некоего Иоахима или Йохена Пейпера — офицера СС из дивизии „Адольф Гитлер“».
ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ
Воскресенье, 24 декабря 1944 года
Сегодня мы выметем отсюда немцев!