— Но программа по лоруанской литературе — почти вся на такие темы, — согласился Ратона. — Всё — старое и чужое. А человек, не понятый обществом — будто не проблема. Человек, которого боятся, отворачиваются из-за его необычности — будто не проблема. И поиск тех же микрочастиц, первооснов Мироздания, объяснение той же биолокации — менее интересны, чем конфликт звероподобных неграмотных людей? Которых различает лишь, что один богат, а другой беден, у одного в подчинении — целая свора, а другой — тиран только в своей семье! А ты выжимай из себя ненависть к тому и сострадание к этому — несмотря на то, как лично по тебе уже прошёлся такой "бедный"…
— И где уж тут орбитальные и подводные города — или хотя бы научные станции? — добавил Талир. — Прошлое — буквально душит современность Мыслить можно — лишь теми категориями, решать — те проблемы. А своё, подавленное, носить в себе — без исхода, без решения…
— И мы опять кому-то или чему-то поддаёмся! — спохватился Донот. — Ну, сами подумайте — что заставляет нас говорить всё это?
— Предстоящий контакт, — ответил Минакри. — И я думаю — что получается с этим резанием червей в мединститутах? И в общем — с открытой институтской и тайной жреческой наукой? Правда, у нас жреческая — и не была столь тайной, как в других культурах…
— Нет, а это… — с возрастающей тревогой не дал ему договорить Джантар. — Думаете… кто-то таким образом хочет лучше понять нас самих и нашу культуру?
— И правда — опять… Но тогда и закрываться от этого нельзя — наоборот… Хотя… — Итагаро, шедший с Лартаяу впереди остальных, остановился и замер в каком-то полушаге, едва отогнув нависшие над тропинкой ветви куста ягодного папоротника — за которым, как показалось Джантару, она круто перегибалась вниз, и на большом протяжении над долиной или впадиной сквозь поредевший кустарник виднелось голубое небо.
— А что там? — спросила Фиар, подходя следом. — Да, действительно…
И Джантар — подойдя к остановившимся в недоумении остальным, увидел сквозь редеющий лес на склоне крутого спуска уже как-то неровно, извилисто, словно с камня на камень сбегающую вниз тропинку — которая затем терялась где-то внизу, зато по ближнему краю широкого ущелья тянулась чёрная лента автодороги. Впрочем, он не сразу и понял, что это — в первый момент из-за странного сходства по цвету с рекой на Западном континенте в той записи ему показалось, что и здесь он увидел иссиня-чёрную поверхность воды… Противоположный же склон — был с трудом различим за кустами и деревьями, обрамлявшими самый выход к спуску и уступ слева от него — но, насколько видно, казался снова поросшим густым тёмно-зелёным горным лесом…
— А что делать — как-то спустимся… — начал Итагаро, осторожно ступая на крутой уклон тропинки.
Джантар, немного поколебавшись, но увидев, что Итагаро спускается уверенно, последовал за ним. Здесь уже на тропинке совсем не было травы, и сухая почва мягко крошилась, тонкими струйками осыпаясь из-под ног. Однако спуск был долгим и крутым — и все пока шли молча, то и дело притормаживая и даже хватаясь руками за ветки на самых опасных поворотах…
— И всё-таки — где они бывают, когда творится зло, — вдруг снова заговорил Итагаро. — Я имею в виду — высшие существа… И нам только говорят: человек свободен в выборе — но за его выбор с него же спросится. Например: с ученика младшей группы, в отчаянии схватившегося за нож — как со взрослого убийцы…
— Итагаро, о чём ты? — снова забеспокоилась Фиар. — Что… опять?
— Возможно, — согласился Итагаро, не забывая внимательно смотреть себе под ноги. Джантар, спускавшийся следом, вспомнил о ящиках с продовольствием и обеспокоенно взглянул назад — но Донот и Ратона как будто без проблем спускались по тропинке с одним, уже полупустым, а следом Минакри и Талир так же несли второй. — И всё-таки… — продолжал тем временем Итагаро. — Если человек в большинстве случаев не понимает, за что ему воздаётся — а воздаяние непонятно за что может скорее ожесточить, чем сделать лучше и совершеннее… В чём тут высшая справедливость?
— А дорога, куда спускаемся… — вдруг сообразил Джантар. — Её же не было в видении со стрелкой…
— Или действительно кто-то очень ловко играет на наших сомнениях… — продолжал Итагаро, будто не слыша его, и только не забывая отводить ветки в стороны. — Люди, мол, знают, что грешить нельзя — а не грешить не могут, такова их природа, устроенная вопреки высшим законам — но и снисхождения им за это не будет… Хотя откуда известно, что именно эти законы — высшие? Кто и как это решил? А с другой стороны — все эти гарнизонные подонки, аварии, записки с угрозами целой семье… Что тут считать справедливым воздаянием за что?
— И вновь мы — всё о том же, — напомнила Фиар. — Но почему? Что заставляет вспоминать это?
— Верно, — Итагаро удивлённо оглянулся, стоя уже в самом низу, у выхода с тропинки на асфальт. — Что же это такое…
— А дорога в самом деле — поперёк нашего пути, — сказал Лартаяу, спускаясь следом. — И что дальше? Джантар, как было на стрелке?