Битва за Берлин последнего штрафного батальона

Ползли по кочкам, маскируясь в зарослях бурьяна, усердно сопели, не говоря лишнего. Оттого Максим и выбрал Ситникова – не болтун, в отличие от того же Борьки, не ранен, чувствует себя лучше прочих и надежен, как гвардейский реактивный миномет «катюша».

Пустырь остался в стороне, оставалось забраться в тыл, а там, согнувшись, добежать до здания. Пять минут на все маневры… Внезапно бойцы застыли – каждый решил, что ему послышалось, но тут же они сообразили, что двоим одновременно послышаться не может. Кто-то полз за ними, возбужденно дыша и шмыгая носом. Откатились, не сговариваясь, в разные стороны, а когда «объект» оказался между ними, одновременно метнулись, взяли в клещи…

– Ой, задушите, – захрипела Анна, отбиваясь ногами.

– Чертова девка! – прошипел Ситников, отдергивая руки, как от крапивы.

– Анна, в чем дело? – рассвирепел Максим.

– Я с вами… – девушка сипела, кашляла, но надо отдать ей должное, большого шума не поднимала.

– Кто разрешил? Я сказал – остаться!

– Да пошел ты! – глаза заводной девчонки посверкивали в рассветных сумерках. – Думаешь, я буду вам мешать? Ну, пожалуйста, Максим, – взмолилась она. – Я буду тише воды, ниже травы, но помочь при необходимости смогу.

– И как они тебя отпустили, паршивая девчонка? – беззлобно ворчал Ситников, смиряясь с бесплатной нагрузкой.

– Да я и не спрашивала… Они и не заметили, что их стало меньше.

– Ладно, черт с тобой, только тихо и не высовывайся. Блокнот-то взяла, чтобы записывать?

Анна действительно не путалась под ногами – тихо ползла где-то сзади, ворчала об извечной дискриминации женщин – даже в обществе социалистической законности и самого справедливого государственного устройства. По мере приближения к объекту стала притихать. «Жалеет, наверное, что с нами навязалась», – злорадно думал Максим. Его волновала эта женщина – он наконец признался себе в этом. Она могла и не мешаться; но сама мысль о том, что она где-то рядом, не давала Максиму думать стройно и ясно.

По восточной стороне кирпичного здания прогуливались часовые в касках. Проявились фигуры еще двоих – они стояли за деревом, общались. Возле грузовика кто-то двигался. «К волку в пасть», – подумал Максим, перебегая к сараю, заросшему сорной травой. Сделал знак – две тени бесшумно одолели открытое пространство, присели на корточки. Еще рывок – воронка, взорванный дверной проем вместе с частью кладки (здание все-таки бомбили – впрочем, не попали).

Бойцы передвигались на цыпочках, прижимаясь к шершавой стене. Мрачный утренний свет озарял короткий коридор, поваленные межкомнатные перегородки, превратившие несколько маленьких помещений в одно большое. Виднелась лестница на второй этаж – на вид не поврежденная. Где-то слева, за простенком, вдруг послышались голоса. Раскрывать себя раньше времени не стоило. Максим попятился назад.

– На лестницу, – прошептала Анна одними губами. – Поднимемся наверх, там, кажется, никого нет…

Позднее Максим проклинал себя за то, что послушался. Что это было – сиюминутное внушение? Он побежал на цыпочках к лестнице, Ситников за ним – раз надо, значит, надо, командиру виднее… Ступени практически не скрипели, Максим пулей взмыл на второй этаж, сунул нос за дверной проем. Меблированная комната – столы, шкафы, простенькая кушетка. Возможно, в этом здании обреталось управление разрушенного завода. Снова голоса, шаги за стенкой – кто-то поднимался по параллельной лестнице. Коренич не знал про параллельную лестницу!

Он юркнул в проем, стал озираться. Не такой уж невредимой оказалась комната. Справа зиял пролом в стене. Ситников отдавил ему ногу, Максим мысленно ругнулся.

– Эй, ребята, – окликнула Анна.

Максиму жутко захотелось сунуть ей кулак под нос, чтобы не орала. Но ее сухой и холодный голос не сулил ничего хорошего. Макс обернулся, Ситников тоже. Черная дырочка парабеллума смотрела ему в голову.

«И что я нашел в ней привлекательного?» – ужаснулся Максим. Он, кажется, избавлялся от гипнотического внушения.