27 апреля 1945 года – ночью продолжительные атаки. Русские пытаются прорваться к улице Лейпцигерштрассе. Нам удается отбить улицы Принц-Альбрехтштрассе, а также Кётенерштрассе. Постоянный рост случаев разложения и отчаяния. Но это уже не имеет никакого смысла. Нельзя капитулировать в последнюю минуту, а потом всю жизнь сожалеть, что не продержался самую малость. К. принес весть, что американские танки находятся на пути к Берлину. Это значит, что в рейхсканцелярии убеждены в окончательной победе, как никогда прежде. Сейчас почти все боевые группы оказались без связи, за исключением боеспособных батальонов с радиосвязью. Телефонные кабели очень быстро разрушаются огнем. Невозможно описать физическое состояние защитников Берлина. Нет никакой возможности ни смениться, ни передохнуть. Никакого регулярного питания. Нет даже хлеба. Из-за постоянного артиллерийского огня нередко происходят нервные срывы. Воду приходится качать из затопленных шахт или из Шпре, а потом фильтровать её. Легкораненые почти нигде не могут найти приюта. Гражданские опасаются пускать в свои подвалы раненых офицеров и солдат. Слишком многих повесили как настоящих или мнимых дезертиров. Всех обитателей тех подвалов, где были обнаружены дезертиры, безжалостно выкуривают оттуда члены походных военно-полевых судов.
Походные военно-полевые суды появляются у нас сегодня довольно часто. Обычно это совсем юные офицеры войск СС. Почти ни у кого из них нет боевых наград.
Слепые фанатики. Надежда на прорыв блокады и одновременно страх перед военно-полевыми судами заставляют бойцов снова и снова собираться с силами. Генерал Муммерт протестует против дальнейшего появления в полосе обороны его дивизии какого-нибудь следующего военно-полевого суда. Дивизия, в которой служат больше всего кавалеров Рыцарского креста и дубовых листьев, не заслуживает того, чтобы ее бойцов терроризировали какие-то юнцы. Муммерт полон решимости лично перестрелять всех членов военно-полевого суда, которые посмеют осудить кого-либо из его подчиненных.
Потсдамерплац представляет собой груду развалин. Невозможно окинуть взглядом огромное количество разбитой боевой техники и транспортных средств. В подбитых артиллерийским огнем санитарных автомобилях все еще лежат раненые. Повсюду тела убитых. Большинство из них раздавлено гусеницами танков или колесами грузовиков и ужасно изувечено.
Вечером пытаемся прорваться к министерству пропаганды, чтобы в правительственных зданиях получить хотя бы какую-нибудь информацию о Венке и американских дивизиях. Ходят слухи, что и 9-я армия Буссе направляется к Берлину. На Западе полным ходом идет всеобщий процесс заключения мира. С наступлением ночи происходит самый сильный за последнее время артиллерийский налет на центр города. Одновременно русские атакуют наши позиции.
Мы не можем больше удерживать позиции на Потсдамерплац и около 4 часов утра отходим по подземным туннелям к площади Ноллендорфплац. По встречному железнодорожному пути в соседнем туннеле русские устремляются к Потсдамерплац».
Словно пожар, русское наступление со всех сторон вгрызалось в город. В некоторых местах бой неожиданно разгорался в глубине линии обороны. Поспешно создавались новые оборонительные рубежи и узлы обороны. Постепенно повсюду распространился хаос. Друг и враг, сражающиеся с оружием в руках, и «нейтралы», этот город, превратившийся в поле битвы, стал для них всех общей судьбой. Датский журналист Якоб Кроника сообщал:
«28 апреля 1945 года – утром в дипломатическую миссию ворвались эсэсовцы. Они улеглись спать во всех подвальных помещениях. Эсэсовцы поставили три своих автомобиля под арку ворот миссии. Один из посольских автомобилей они выкатили во двор посольства. Телефон больше не работает. Протесты здесь не помогут.
Эсэсовский офицер обещает, что они все уедут отсюда, после того как его солдаты поспят хотя бы пару часов. Я представляюсь и прошу его назвать свое имя.
– Видимо, вы забыли, что идет война! – рявкает в ответ офицер.
В данный момент ничего нельзя больше сделать. Я договариваюсь с персоналом посольства, что днем мы будем дежурить по очереди. Ночью ни у кого из нас нет желания да и смелости покидать спасительный бункер.
Когда я решаю пойти в наш бункер, чтобы перекусить, в воротах посольства меня останавливает элегантно одетый господин в гражданской одежде. У него была с собой даже такса, которую он вел на поводке.
– Моя фамилия Бреннеке, я офицер СС. Я датчанин. Не могли бы вы спрятать меня где-нибудь здесь в здании посольства?
– Вы дезертир? – уточняю я.
– Битва за Берлин закончится через несколько часов… Я, как и многие другие, позволил использовать себя в преступных целях режиму, который коррумпирован снизу доверху. Несколько лет тому назад я сам вступил в СС по доброй воле. Но теперь я не хочу погибать за такое позорное дело…
– Вы спрятали свое оружие и форму здесь, в здании посольства?
– Нет, в развалинах соседнего дома.
– У вас есть с собой документы?
– Ничего нет.