Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев. 1944-1945

Сектора «G» и «Н» (северная часть Берлина) были переданы 9-й парашютной дивизии под командованием полковника Хермана.

Сектор «Z» (центр) возглавил подполковник Зейферт. В 22.00 я прибыл в рейхсканцелярию с докладом о сложившемся положении. Фюрер снова сидел за своим столом, заваленным картами. <…>

Все присутствовавшие слушали мой доклад о положении в городе с напряженным вниманием. Я начал свое выступление с рассказа о положении войск противника за последние дни. Для наглядности я приказал заранее подготовить схему с указанием направлений главных ударов противника. Я сравнил число атаковавших нас русских дивизий с числом, состоянием и вооружением дивизий, которыми мы располагали в Берлинском оборонительном районе. На карте с нанесенной обстановкой было наглядно показано, что кольцо окружения вокруг Берлина скоро сомкнется. [Это произошло уже утром 25 апреля.] О расположении наших войск я доложил, используя план города. Несмотря на успешное отражение атак противника во всех секторах, наша линия фронта медленно, но верно оттеснялась к центру города. <…>

После меня выступил фюрер. Длинными, повторяющимися предложениями он изложил причины, которые вынуждали его остаться в Берлине, чтобы или победить здесь, или же погибнуть. Все его слова, так или иначе, выражали одну мысль: с падением Берлина поражение Германии неизбежно. <…>

И вот я, простой солдат, стоял здесь, в том месте, откуда раньше управляли судьбой германского народа и определяли ее. <…> Должен ли был я, чужак в этом кругу приближенных лиц, крикнуть: «Мой фюрер! Это же безумие! Такой большой город, как Берлин, невозможно защитить теми силами и теми незначительными запасами боеприпасов, которыми мы располагаем. Подумайте хорошенько, мой фюрер, о тех бесконечных страданиях, которые во время этой битвы придется вынести населению Берлина!»

Я был так взволнован, что с трудом сдерживался, чтобы не произнести эти слова вслух. Однако нужно было постараться найти другой путь. Мне показалось необходимым сначала убедить в безнадежности нашей борьбы генерала Кребса, а сделать это можно было только постепенно.

После меня с уточнениями относительно общего положения дел выступил генерал Кребс. В этот вечер все представлялось ему еще относительно оптимистичным. Большое впечатление на меня произвели три пункта из его речи…

1. 9-я армия (которая была окружена к юго-востоку от Берлина) не атаковала согласно приказу фюрера в северо-западном направлении, а пыталась прорваться на запад в направлении Луккенвальде. Уже из самого направления их атаки сведущий человек мог сделать вывод, что командование 9-й армией или было не в состоянии принять участие в обороне Берлина, или же вообще не собиралось этого делать. Лично я предполагаю, что 9-я армия со своими измотанными в тяжелых боях дивизиями хотела прежде всего установить связь с армией Венка.

2. Ширина и глубина прорыва русских в полосе обороны группы армий «Висла». Передовые отряды русского наступательного клина уже приближались к Пренцлау. Это русское наступление должно было очень скоро сказаться на ходе битвы за Берлин!

3. Армия Венка силами около трех с половиной дивизий вела наступление, которое все мы с таким нетерпением ждали, с целью прорвать блокаду Берлина. И вот это называлось «армией Венка», главным резервом рейха, о котором недавно говорил доктор Геббельс в своем выступлении по радио».

«Армия Венка» стала в эти дни символом освобождения Берлина. О подходе армии Венка сообщалось не только по радио, в листовках или в последней берлинской газете «Панцербер», но об этом в городе ходили и слухи. Один из офицеров, находившийся в то время в Берлине, рассказывает:

«Держаться, пока не подойдет армия Венка, – таков был приказ, а цель: разгромить в этой битве ударную армию Жукова. Под таким лозунгом мы начали битву за крепость Берлин. Действительно, этот девиз был достаточно оптимистичным, чтобы сделать все возможное для претворения его в жизнь, используя все средства, которые были в нашем распоряжении. Несмотря на успехи, достигнутые в пригородах столицы рейха, мы ничего не подарили Советам, им пришлось за все заплатить сполна. Их силы должны были тоже когда-нибудь иссякнуть. Уличный бой в каменном лабиринте огромного города выравнивал наши шансы, здесь храбрый боец и фаустпатрон значил столько же, сколько и Т-34. Правда, советские танкисты и здесь изобретали всякие сюрпризы – стальные сетки или пружины и закрепленные на броне стальные пластины, которые снижали эффективность фаустпатронов. Тем не менее нам удавалось наносить им большие потери, численное превосходство не было решающим в этой битве.

После подавляющего господства в воздухе советской авиации в первые дни битвы, когда мы понесли большие потери в ставшей такой бесценной тяжелой технике, неожиданно, как луч света в темном царстве, в небе, можно сказать в непредвиденном изобилии, появились наши истребители, которые показались нам манной небесной в пустыне.