– Многие вещи, – спокойно ответила Китаи. – Что это место, где учатся, но где лишь немногие узнают нечто полезное. Что тебя, обладающего умом и мужеством, презирает большинство твоих собратьев из-за того, что ты не владеешь колдовством.
– Это не совсем колдовство, – начал Тави.
Китаи, не меняя выражения лица, приложила пальцы к губам Тави и продолжала, словно он ничего не говорил:
– Я видела, как ты защищал других, хотя они считали тебя слабее. Я видела совсем немного достойных людей вроде того юноши, которого мы вытащили из башни. – Она немного помолчала. – Я видела, как женщины торгуют удовольствием за монеты, чтобы накормить своих детей, а другие поступают так же, чтобы забыть о детях, пить вино и принимать всякие порошки. Я видела мужчин, которые работают от восхода до заката, а их жены относятся к ним с полнейшим пренебрежением. Я видела, как мужчины бьют и используют тех, кого они должны защищать, даже собственных детей. Я видела, как некоторые из вас превращают своих собратьев в рабов. Я видела, как они сражаются за свою свободу. Я видела, как люди закона его предают, и людей, которые ненавидят закон за мягкость. Я видела благородных защитников и садистов-целителей, а еще создателей прекрасного, над которыми смеются, восхищаясь теми, кто порождает уродство и разрушение.
Китаи потрясла головой:
– Твой народ, алеранец, самый злобный и добрый, самый дикий и благородный, предательский и верный, вы самые удивительные и завораживающие существа из всех, кого мне доводилось видеть. – Ее пальцы вновь коснулись его щеки. – А ты самый удивительный из всех.
Тави долго молчал.
– Что ж, теперь я понимаю, почему ты считаешь всех нас безумными, – наконец сказал он.
– Я думаю, твой народ может быть великим, – продолжила Китаи. – Действительно достойным. Единственный будет вами гордиться, глядя на вас сверху. В вас все это есть. Но еще в вас сидит жажда власти. Предательство. Фальшивые маски. И сознательные ошибки.
Тави слегка нахмурился:
– Сознательные ошибки?
Китаи кивнула:
– Когда кто-то из вас говорит то, чего нет. Говорящий ошибается, но создается впечатление, будто он это делает специально.
Тави подумал секунду и понял:
– Ты говоришь о лжи?
Китаи недоуменно заморгала:
– Что лежит? Где лежит?
– Нет, нет, – поправил ее Тави. – Это такое слово. Ложь. Когда ты сознательно говоришь неправду, чтобы заставить другого думать, будто это правда.
– Лежать – значит… отдыхать. Спать. Иногда имеется в виду спаривание.
– И еще ложь означает, что человек говорит то, чего нет, – сказал Тави.
– Но почему вы используете одно и то же слово для разных вещей? Это смешно.
– У нас есть много таких слов, – сказал Тави. – Они могут значить больше, чем что-то одно.
– Но это глупо, – заявила Китаи. – Людям и так непросто понять друг друга, а вы еще все усложняете словами, которые означают разные вещи.
– Ты права, – согласился Тави. – Называй это обманом. Любой алеранец это поймет.
– Ты хочешь сказать, что так поступают все алеранцы? – спросила Китаи. – Говорят то, чего нет? Говорят обманами.
– Большинство из нас.
Китаи едва слышно презрительно вздохнула:
– Слезы Единственного, зачем? Разве мир не достаточно опасен и без этого?
– А твой народ никогда не лж… не говорит обманами? – спросил Тави.
– А зачем?
– Ну, иногда алеранцы говорят обманами, чтобы защитить чьи-то чувства.
Китаи покачала головой.
– Если сказать то, чего нет, оно не появится, – заявила она.
Тави едва заметно улыбнулся:
– Конечно. Наверное, мы надеемся, что до этого не дойдет.
Глаза Китаи сузились.
– Значит, ваши люди говорят обманами даже с собой. – Она тряхнула головой. – Безумие. – Она провела теплыми пальцами по краю его уха.
– Китаи, ты помнишь, как мы выбирались по веревке из Воскового леса? – едва слышно спросил Тави.
Она вздрогнула, но не отвела глаз и кивнула.
– Между нами кое-что произошло. Ведь так? – Тави и сам не заметил, как поднес свою руку к лицу Китаи, пока не ощутил гладкую кожу ее щеки под своими пальцами. – Твои глаза изменились. Это что-то для тебя значит.
Она долго молчала, а потом, к удивлению Тави, на ее глаза навернулись слезы. Ее губы дрогнули, но она так и не заговорила, а лишь едва заметно кивнула.
– Что произошло? – нежно спросил Тави.
Она сглотнула и покачала головой. Повинуясь импульсу, Тави сказал:
– Так вот что ты имела в виду, когда сказала, что стоишь на страже. Если бы это был гаргант, ты бы стояла на страже гаргантов. А если бы лошадь, ты бы стояла на страже лошадей.
Из ее зеленых глаз капали слезы, но дыхание Китаи оставалась ровным, и она не отводила глаз.
Тави провел пальцами по ее светлым волосам. Они были почти невозможно тонкими и мягкими.
– Кланы твоего народа. Волки, лошади, гарганты. Они… каким-то образом объединяются с…
– Да, алеранец, – тихо ответила она. – Наши чала. Наши тотемы.
– Значит… я твой чала.
Она сильно задрожала и издала какой-то тихий звук. А потом ее голова расслабленно опустилась ему на грудь.