Битва за Кальдерон

– С самого начала алеранской истории между заклинателями, связанными с фуриями, идут дебаты относительно природы этих созданий, и на сей счет существует несколько теорий. Кроме того, известно некоторое количество идей касательно того, сколько фурий в реальности обладают теми свойствами, которые мы используем, и до какой степени мы вынуждаем их быть тем, что они есть.

– Не понял? – сказал Макс.

– Мы общаемся с фуриями мысленно, – пожав плечами, сказал Тави, употребив множественное число – «мы». Хотя он был единственным ныне живущим алеранцем, который мог сказать «вы». – Именно об этом и говорит теория навязанной антропоморфности. Возможно, часть наших мыслей формирует образ фурий, когда они появляются перед нами. Может быть, фурия ветра вообще ни на что не похожа. Но когда заклинатель встречается с ней и использует ее, возможно, он где-то в глубине своего сознания представляет себе, что она должна быть похожа на лошадь, или орла, или что-нибудь подобное. Поэтому, когда эта фурия приобретает видимый образ, она так и выглядит.

– Так, понятно, – сказал Макс. – Мы можем бессознательно придавать им какую-то определенную форму, верно?

– Верно, – подтвердил Тави. – Это самое распространенное мнение в городах и среди большинства граждан. Но некоторые ученые поддерживают теорию естественной антропоморфности. Они утверждают, что, поскольку каждая из фурий связана с определенной частью своей стихии – горой, ручьем, лесом и все такое, – они имеют присущие только им уникальные способности, особенности и индивидуальность.

– И по этой причине многие из тех, кто живет за пределами городов, дают своим фуриям имена? – догадался Макс.

– Правильно. И по этой же причине те, кто живет в городах, над ними потешаются, считая такие идеи варварскими предрассудками. Однако в долине Кальдерон принято давать фуриям имена. Все они выглядят по-разному. И сильны каждая по-своему. А еще они намного могущественнее большинства городских фурий. Получается, что алеранцы, населяющие самые малоразвитые районы государства, управляют фуриями, чьи возможности значительно превосходят возможности остальных фурий.

– В таком случае как можно считать теорию навязанной антропоморфности правильной?

Тави пожал плечами:

– Они утверждают, что, поскольку заклинатель представляет себе определенное существо, наделенное формой, индивидуальностью и набором каких-нибудь способностей, даже если он не признаётся в этом самому себе, он может сделать больше, ибо очень мало зависит только от своих мыслей.

– Получается, заклинатель, который дал имя своей фурии, способен сделать больше, ибо он слишком глуп, чтобы понимать, что он этого не может? – спросил Макс.

– Так считают те, кто поддерживает теорию навязанной антропоморфности.

– Это же глупо, – сказал Макс.

– Возможно, – не стал спорить с ним Тави. – Но существует вероятность того, что они правы.

– Хорошо, в таком случае как теоретики естественности объясняют тот факт, что у очень многих людей имеются фурии без определенной индивидуальности?

Тави кивнул, признавая правомерность вопроса. Более того, это был очень хороший вопрос. Макс, конечно, не знал, что такое дисциплина, но с мозгами у него все было в полном порядке.

– Теоретики естественности говорят, что якобы фурии, живущие в землях, где быстро развиваются города и все такое, имеют тенденцию слабеть. Они теряют свою отличительную индивидуальность по мере того, как переходят от одного поколения к другому, и по мере того, как все более обширные участки дикой природы заселяются и подчиняются людям. Они продолжают присутствовать, но вместо своей естественной формы фурии распадаются на бесчисленное количество крошечных частичек, которые заклинатель собирает вместе, когда хочет что-то сделать. Они не такие сильные, зато более надежные, ибо у них нет капризов, причуд и слабостей.

– Возможно, это до некоторой степени разумно, – сказал Макс. – Мой старик много чего мне сказал, когда я дал имя одной из своих фурий. – В голосе Макса появились едва уловимая горечь и жесткие интонации. – Твердил, мол, это детская игра и чепуха. Мол, ему нужно излечить меня от таких пагубных привычек, пока они меня не прикончили. Мне было трудно поступать так, как требовал он, но он не желал ничего слушать.

Тави увидел боль в глазах друга и вспомнил шрамы у него на спине. Возможно, у Макса имелись собственные причины не слушать объяснений наставника в классе, которые не имели ничего общего с его легкомысленным поведением. Тави думал, что он одинок в своем болезненном чувстве изоляции, когда слушал основную теорию и историю заклинания фурий. Но, возможно, это вызвало у Макса не меньше болезненных воспоминаний.

– Итак… – вздохнув, сказал Макс. – Что же на самом деле?

– Представления не имею, – сказал Тави. – Никто не знает наверняка.

– Так-так, – нетерпеливо сказал Макс. – Но какую теорию поддерживает Гай? На совете спикеров обязательно возникнут споры и обсуждения.