Несмотря на принятые меры, войска противника не ослабляли наступления. Ему удалось захватить Елисаветпольский перевал, имевший важнейшее значение. Создавалась непосредственная угроза выхода немецких войск в район Георгиевского и затем к Туапсе, до которого оставалось менее 35 километров.
В результате ожесточённых боев, длившихся по 31 октября, план немецко-фашистского командования прорваться к Туапсе провалился. К концу октября с прибытием в состав Черноморской группы новых соединений силы на туапсинском направлении не только уравновесились, но и превзошли силы противника.
С 31 октября враг прекратил наступательные действия и перешёл к обороне.
17-я немецкая армия, действовавшая на туапсинском направлении, за время боев израсходовала все свои резервы. Не располагал к этому времени резервами и командующий группой армий «А».
Туапсинская оборонительная операция войск Черноморской группы закончилась 20 декабря. Началась подготовка к наступлению.
Дедова медаль
В боях у Туапсе, как и повсюду, тысячи советских воинов показали примеры воинской доблести.
Наш рассказ об одном случае, произошедшем в сражении у приморского города в то суровое время.
Она хранится вместе с другими наградами деда в шкафу, в расписной деревянной шкатулке, скрытая от любопытных глаз Костьки. На строгой ленте, большая и светлая, медаль отличается от остальных, хранящихся тут же. На ней — самолёт и танк и выбито короткое: «За отвагу».
В праздник дед достаёт награды, прежде чем приколоть к пиджаку, он старательно чистит их. Они тонко звенят, и Костька, не скрывая восхищения, смотрит широко раскрытыми глазами.
Однажды, не спросясь, он приколол медаль на свою вельветовую курточку. Дед нахмурил брови.
— Знаешь, внучек, медаль ведь не игрушка. Награды даются за трудные дела.
У строгих глаз деда Костька увидел сетку глубоких морщин и догадался, что с медалью связано какое-то трудное дело, о котором дед умалчивал.
— Мам! А за что у дедушки медаль? — спросил он у матери.
— За боевые дела, сынок. Подвиг совершил, защищая наш город.
— Подвиг? Как космонавт?
— Нет, дедушка не летал. Был он простым солдатом, служил в пехоте...
Подвиг! Вот уж этого Костька никак не ожидал. Был дед худощав и невелик ростом, ходил, слегка прихрамывая. О войне вспоминать не любил, всё больше рассказывал о смешном да добром. Ещё был у него на плече затянутый кожей шрам.
— Дедуль, а что это? — Костька дотронулся до него пальцем.
— A-а, фронтовая отметина, — ответил дед нехотя.
Однажды зимним вечером, когда все сидели у телевизора, в дом кто-то постучал.
— Здесь живёт Алексей Иванович Путилин? — послышался женский голос.
— Я Путилин, — ответил дед.
— А я дочь Литовченко...
— Какого Литовченко? Что-то запамятовал, извините. — Дед непонимающе глядел на женщину.
— Вы ведь воевали вместе с сержантом Литовченко? — спросила она.
— А как же! Воевал... — Дед вдруг спохватился: — Так вы...
— Да, дочь Петра Степановича. Екатерина Петровна.
— Боже мой! Вы — дочь Петра? Да проходите же в комнату, проходите!
Костька с любопытством смотрел на незнакомую женщину в пушистой меховой шапке, с румянцем на полных щеках.
Дед суетился, и угадывалось, что он и рад незнакомой женщине и растерян.
— Давайте ваш чемодан, раздевайтесь! Вера! — Крикнул он дочери, матери Костьки. — Это дочь сержанта Литовченко! Того самого, что на фронте! Здесь, под городом, мы вместе были.
Женщина сняла шапку, и на плечи упала тугая коса. Глаза приехавшей излучали радость, лицо было улыбчивым и тёплым.
— Я проездом, — объясняла она. — Еду из Кулунды в Сочи, в санаторий, и решила повидаться с вами.
Поглаживая седую голову, дед растерянно говорил:
— Скажи, пожалуйста, как годы летят! Прямо удивительно. Помнится, на фотографии, что была у сержанта, вы совсем ребёнок, как ныне мой внук Костька. А теперь вот вы какая. Скажи, пожалуйста!