Битва за Лукоморье. Книга 2

– А как иначе? – буркнул не любивший этого обращения китежанин, вбрасывая меч в ножны. – Только не богатырь я, а Охотник.

– Кем бы ты ни был, – подошедший коренастый слегка прихрамывал, – в долгу мы перед тобой как в шелку.

– Отдашь при случае. – Этого в Лукоморье надо брать. И раненого, если отлежится быстро, тоже, но пусть сперва Стоян с воеводой договорится. – Весело у вас тут.

– Аж не верится… – дружинник отер рукой лоб. – Данила я, десятник с Тригорской заставы.

– Откуда вы – я уже понял. Меня Алешей зови.

«Хозяин, палку мне ломать или сам глянешь?»

– Постой, гляну сперва.

Длинный, любовно сработанный посох валялся рядом с шаманом и, в отличие от своего владельца, не изменился. Смерть возвращает оборотням изначальный облик, так что на склоне лицом вниз лежал некто полуголый среднего роста с редкими седоватыми волосами. Спину мертвеца широким потоком заливала вытекавшая из разбитого конскими копытами черепа кровь, но плечи и бока оставались чистыми, если не считать багровеющих кровоподтеков и причудливых серо-черных наколок. Вплетенные в сложные узоры злые руны Алеша узнал с легкостью, судя по ним, шаман был родом с севера.

«Палка, – напомнил Буланыш и не удержался, похвастался: – Он думал, я, как та дура гнедая, сбегу. Не оборачивался, на тебя глядел, палкой своей махал. А я не удрал, подскакал да сбил».

– Ты молодец. – Богатырь завертел головой в поисках второго трупа, но колдун был один. – А где атаман, в зеленом который? Его ты куда дел?

«Никого я не девал. Был тут один, зеленый, удрал… Не до него было».

– Найдешь?

«Зачем? Он неопасный».

– Для порядка.

Покойника богатырь перевернул тоже для порядка. По человечьим меркам оборотню было где-то за сорок. Не урод, не красавец, не силач, не доходяга, руки без мозолей, в обычной одежке запросто сошел бы за писаря. Шансов, что волколак поднимется, было немного, но береженого сам Белобог бережет. Сердце злонраву Алеша мечом все же пронзил, после чего отсек и разбитую голову. Лишь после этого поднял не дававший Буланышу покоя посох и хоть и с трудом, но переломил о колено.

Маску и спинное реечное украшение шамана верный конь уже растоптал, но Алеша все же присел возле намордника, поднял, повертел в руках, дивясь на странные боковые шестеренки и пружины, позволявшие открывать-закрывать пасть с железными зубами. Удачно, что ремешки оборвались, когда Буланыш на врага налетел, и маска слетела: такими зубищами ногу конскую перекусить пусть и сложно, но можно.

Тащить с собой этакую гадость не хотелось, но желания желаниями, а дело – делом. Стоян опытней, может, что по смятому железу и прочтет, а выкинуть и потом можно.

– Буланыш, я знакомиться, а ты пока понюхай, чем тут пахнет. И зеленого поищи, того, который удрал.

«Да ну его… Он нестрашный. Зачем искать?»

– Для порядка. Только далеко не уходи.

«Как искать, если не уходить?»

– Поблизости, – хмыкнул Алеша и не спеша поднялся к обступившим тело переворотня тригорцам. Умирал, поганец, бараном, но на склоне лежал человек – молодой парень с широким и большеносым веснушчатым лицом.

– Колдун? – хрипло осведомился у подоспевшего Охотника Данила, кивая на труп у своих ног.

– Этот – нет. Наговоренный переворотень. Колдовал тут волколак, его мой конь забил; а я башку оттяпал, а то мало ли.

– Может, еще и сухожилия подрезать?

– Коли не лень, хуже точно не будет. Похоже, это он вас заморочил, шкура драная.

– Если б заморочил, – поморщился дружинник. – Сами мы в западню влетели. Ехали к Безбурному заливу, это в другой стороне совсем, и тут человек нам на дороге попался, по виду из местных. Рассказал, что возле Фомкиных горок странное творится, да не ночью, а средь бела дня. Будто бабы в белом из камней выходят, плачут и не то просят о чем-то, не то объяснить что норовят, только слов не разобрать. И еще яблоками пахнет и ровно колокол гудит.

– Есть такое место, – с некоторым удивлением припомнил китежанин, – только не у нас, а в далеких западных землях. Вышло там в старину одно дело дурное, потому и плачут.

– Мы об том не слыхали, вот и поехали проверить. Яблоками в самом деле дохнуло, а потом сразу стрелы…

Может, так все и было, а может, стыдно десятнику признаваться, что сглупил, – и людей положил, и дела не сделал. Но, что понимает и вину свою, и дурость – хорошо, значит, голова на месте. Будет от него прок в Лукоморье.

– Мне говорили, места у вас тут тихие теперь, – подкинул поленце в угасающий разговор китежанин, – все шайки давно скрутили… в бараний рог. А оно вон как. Выходит, донимали вас все же разбойники?

– С чего бы? – чуть ли не обиделся Данила. – Воевода с них бы живо шкуру содрал. Уж он бы не вляпался, как…

– Витязь, – звонкий юношеский голос раздался сверху, прерывая дружинника, – витязь китежский! Воевода зовет.