Битва за Лукоморье. Книга 3

Зверинщик болтал вроде и весело, и складно, но время от времени замолкал, точно ждал какого-то вопроса и дивился, что его нет. Когда добрались до первых возов, за которыми вперемешку паслись верховые и тяжеловозы, Алеша в этом уверился окончательно.

– Лошадок своих мы тут оставляем. Развьючивать твоего? – Слобо очередной раз значительно замолк. – Люди у меня знающие, надежные.

– Я сам, – отрезал, спешиваясь, Алеша. Подпускать кого-нибудь к своей поклаже он не собирался.

– Ну как знаешь… – протянул тоже слезший со своего пегаша зверинщик, следя за Охотником сразу с нетерпением и легкой обидой. – Собрат твой нам доверяет, не жалуется. Вон его Гнедко, у красного воза.

«Мерин, – немедленно доложил Буланко. – С того и жирный. Плохо быть мерином».

Лоснящийся гнедой с белыми бабками, на вкус Алеши и впрямь перекормленный, почуяв взгляд, поднял голову и добродушно фыркнул. Задираться он и не думал, обычные лошади редко задирают богатырских коней, разве уж вовсе дикие и гордые собой жеребцы, да и то до первой трепки.

– Хорош, – со значением произнес Слобо, – да твой лучше.

«Зачем сравнивает? – немедленно обиделся Буланыш. – Еще б тебя с каким увальнем сравнил!»

– Да, мой лучше, – согласился богатырь, со всем вниманием разглядывая злополучного мерина. При всей своей ухоженности Гнедко казался слишком уж заурядным, хотя братья на ком только не ездят. Хороший Охотник отнюдь не всегда хороший наездник, пусть это и приветствуется.

– Жди тут, – тихонько велел Алеша коню. – Гляди, с чужими конями не задирайся.

«Много чести, а травка хороша. Про единорожицу спроси».

– А звери-то ваши где? – словно бы ненароком полюбопытствовал богатырь. – Погода хорошая, неужто в повозках держите?

– Дальше, на опушке у ручья. И с дороги не видать, и лошадки не волнуются, – объяснил уже на ходу Слободан и внезапно насупился. – Хитро у вас, у китежан, все устроено. Плащи эти, знаки тайные… Я-то человек простой, привык людей по имени звать, особенно, если в пути, а с вами и того нельзя. Брат да брат…

– Отчего ж нельзя? Алешей зови. Мне скрывать нечего, это ты что-то крутишь.

– Да не кручу я! Просто с вами говорить, как меж яиц выплясывать да еще с завязанными глазами! То не поминай, туда не гляди, там не ходи… Голова кругом, а деваться некуда, сам я не справлюсь.

– Ну и с чем ты не справишься?

– Да все с тем же! Собрат твой, когда на помощь звал, не сказал разве, зачем?

– Собрат собратом, – выкрутился все меньше понимавший китежанин, – да голова себе я сам. Если помощь нужна, так прямо и скажи.

Зверинщик свел черные с проседью брови, походя рыкнул на кого-то с ведрами и принялся обстоятельно, с вывертами, объяснять то, на что у «десятника» Боро ушло с дюжину слов. Нужно было протащить караван сперва мимо засевшей в башне не то чаровницы, не то ведьмы, а затем мимо гиблых пустошей, в которых якобы гнездились какие-то «нети». Люди мимо ходить могли и ходили, потому что имели душу, а вот в зверей, особенно больших и диких, эти самые «нети» так и норовили вселиться, после чего в новом теле начинали людоедствовать. Все это очень походило на бабьи сказки и почти наверняка ими и являлось, однако зверинщик верил в гвоздеевские страхи твердо.

Про колдунью-отшельницу и опасные для зверья пустоши Слободан услыхал в Ольше, когда задумал податься на Русь и выяснял, как бы это половчее сделать. Добрые люди объяснили, что лучше всего найти Охотника и уговорить, чтобы проводил до самого Великограда. Слобо пригорюнился, и тут ему сказочно повезло – в пригороде Ольши по каким-то своим делам объявился китежанин. Сторговались, и сразу же в дорогу, только чем ближе был Гвоздеев, тем больше Охотник хмурился и наконец признался, что не рассчитал своих сил. И если за ведьму он ручается, то есть не за саму ведьму, а за то, что с ней управится, то протащить столько зверья через пустоши в одиночку сможет вряд ли, нужна помощь. Слобо тут же согласился, и китежанин послал весточку собрату.

Думали, ждать придется не меньше, чем с четверть месяца, а и дня не прошло, зато теперь все в порядке будет. Только и осталось, что с платой решить. Будет справедливо, если Алеша получит одну треть, а его собрат две, ведь он как-никак от самой Ольши караван охраняет, уже два дурных места миновали, никто и не заметил. Охотнику, правда, после того худо становилось, ну да дело его такое, сам выбрал.

– Ну, Алеша, – от волнения зверинщик аж остановился, – что скажешь? Возьмешься? Раз уж все равно здесь…

– Поглядим, – как мог спокойно бросил подобравшийся китежанин. – Для начала с братом побеседую.

– Оно конечно… Только я… ну… поиздержался. Нет, скажи мне Охотник сразу, что один не сдюжит, я б выкрутился. Может, продал бы кого… И работы меньше, и деньги б водились, а так, сам понимаешь…

Алеша понимал, но отнюдь не то, что суетящийся хозяин, которого впору было не то изругать последними словами, не то утешить, но все-таки больше – изругать.