Битва за Лукоморье. Книга 3

Несдержанность за Бурбело порой водилась, как-то умудряясь уживаться в этом лисе-притворе с осторожностью да хитростью. Когда у торгована начинало наливаться бурачным цветом лицо, это был верный признак: сейчас он вспыхнет, как сухая солома. Но такого от Чилиги Садко не ждал совсем. Напейся купец в доску, до поросячьего хрюканья – оно бы еще понятно, но мерзавец-то, хоть и знатно разгорячился, хорошо соображает, что несет! Как по писаному чешет, а слова подбирает да чеканит, будто на вечевой площади речь держит…

Ах ты гнида поганая… А ведь как бил себя этот гад при каждом удобном случае пяткой в грудь – и как, бывало, витийствовал, что он, дескать, до мозга костей русский человек и ради Руси живота своего не пожалеет, если придется!

– Чего рты пораззявили? – Бурбело тем временем снова набрал полную грудь воздуха и обвел прищуренным злым взглядом застывшую перед ним толпу. – Или не правда это? Разве дадут человеку с головой тут развернуться во всю ширь, как в иноземных странах? Жди! Ни с народишком тупым да ленивым этому болоту стоячему не повезло, ни с теми захребетниками, что Руси на шею удавку набросили!

В сторону Чилиги повернулись уже все головы в трапезной. А у Садко внутри опять поднялась и вскипела жаркая волна бешенства. Подкатила от сердца к горлу и молотом шарахнула в виски.

Новеградец, чувствуя, что его всего колотит, перехватил тяжелый взгляд дядьки Сушилы. Старый мореход каменно молчал, слушая, как Чилига исходит на гадючий яд, а изрезанное шрамами лицо стремительно темнело. Какую это предвещает бурю, Садко знал, и поняли они с корчмарем друг друга без слов. Сушила едва заметно кивнул капитану «Сокола», усмехнулся, не разжимая губ, – и трижды притопнул о половицу деревяшкой. Топ-топ-топ!

Бурбело непонимающе вытаращил на корчмаря глаза. Но ни новеградцу, ни почти всей его команде не надо было объяснять, что означает этот условный знак. А смысл у него был простой: коли уж задул такой крепкий ветер, руби, парень, причальный канат и дай парусу полную волю – мешать тебе не буду.

Но едва Садко шагнул вперед, грохнула входная дверь, и у порога тяжело загремели подкованные сапоги. В харчевню ворвалась городская стража: четверо рослых, плечистых воинов в лазоревых плащах, при оружии и с короткими дубинками в руках. В «Рыбе» повисла такая тишина, что можно было расслышать, как гудит в очаге огонь да потрескивают дрова.

При виде уличных караульных люди торгаша сразу замерли и напряглись, а сам Бурбело принялся беспокойно кусать губы.

– А ну, на выход! – гаркнул им один из стражников, но те и с места не двинулись – похоже, как и все в корчме, ошарашенные появлением нежданных гостей.

Другой воин, повыше да постарше, подошел к Сушиле, придерживая левой рукой ножны с широким мечом.

– Соседи на шум жалуются, хозяин. Сказали, мол, вот эти, – он кивнул на Чилигу, – тут драку затевают. Непорядок!

Судя по озадаченному и недовольному лицу Сушилы Мокеевича, появление стражников застало врасплох и его. Звать их он, ясное дело, не собирался – старый мореход сам себя перестал бы после такого уважать. С обнаглевшими буянами в его заведении не церемонились: и так вышвырнули бы, без посторонней помощи. Но произнести в ответ Сушила ничего не успел – вперед вышел тот самый человек посадника, до того молча стоявший за спиной хозяина харчевни.

– Расторопны вы, служивые, хвалю, – сказал он негромко, окидывая взглядом вооруженных молодцов. – Только вы же правила ольшанские знаете. Коли гости на кулаках и без смертоубийства дракой тешиться собрались – вмешиваться вам не след. Удалью молодецкой меряться в Ольше не запрещено.

У стражника аж губа верхняя дернулась от удивления.

– Нам за порядком да спокойствием следить велено, – не слишком уверенно произнес он, буравя взглядом скривившегося Чилигу. – А тут…

– А тут вам отойти в сторону следует, – с улыбкой, но твердо, будто приказ отдавал, отрезал сероглазый, поправляя дорогой пояс, обхватывающий лазоревый кафтан. – Многое здесь было сказано, на что добрым людям ответить надобно.

Старший стражник мрачно обвел взглядом людей Бурбело, задержал взгляд на побледневшей морде торгаша и едва заметно качнул головой. То ли с одобрением, то ли с сожалением – Садко так и не разобрал.

– Мы, люди русские, за справедливость испокон веков стоим, – все так же негромко продолжал человек посадника. – Коли кто хулу на Русь-матушку возводит, значит, ждет ответа справедливого, правда ведь?

И тут Чилига, до того растерянно глядевший на стражников, вдруг озверел, будто бешеная вошь укусила.

– Справедливость?! – рявкнул он, размахивая руками. – Нету на Руси никакой справедливости! Честных да щедрых гостей оскорбляют, а проходимцев чумазых привечают! Да чтоб на вас на всех Чернобог чуму, порчу да несчастья наслал!..

Дальше все произошло быстро и легко, как по маслу. Как положено.

Собравшиеся зашумели. Убравшие до поры до времени дубинки стражники быстро отошли к входной двери. Садко же, закатывая рукава, шагнул вплотную к торгашу.