Битва за Лукоморье. Книга 3

Друзья не раз журили капитана «Сокола» за то, что он ни в чем не знает меры. Коли любит – так без рассудку, коли рубит – так сплеча, коли терпеть кого не может – так всем сердцем… Богатому гостю Чилиге Евсеевичу по прозвищу Бурбело, что уже лет десять сбывал корабельный лес новеградским мастерам, Садко не подал бы руки, даже если бы ее отсечь пригрозили. Чилига платил в ответ тем же, и всякий раз, когда оба ненароком сталкивались лицом к лицу, взаимная неприязнь вспыхивала с новой силой.

Давненько они уже не встречались. В последний раз полаялись в новеградском порту почти три года назад, вскоре после того, как Садко стал хозяином «Сокола». Тогда на плечи капитану, рвавшемуся к торгашу, навалились сразу аж четыре человека, не дав ему сцепиться с Бурбело – только потому тот и остался с целой, непобитой рожей. А началось когда-то всё с того, что Чилига подсунул одному из приятелей Садко большую партию гнилой сосны и разорил бы наивного корабела подчистую, не схвати совсем молодой еще купец-гусляр сладкоречивого плута за руку…

Трапезную Садко пересек стремительно, невежливо расталкивая народ плечами, и догнавший его Милослав остановить друга не успел. Да и не смог бы. Внутри у капитана всё клокотало, но, шагая к столу Чилиги, он как-то ухитрился заставить себя пересчитать подручных торгаша еще раз. Все-таки их оказалось не полтора десятка, а больше. Семнадцать. Рослые, крепкие, с загорелыми ухарскими мордами, красными от выпивки. Гаврилу, плечистого щеголя-красавца, Садко тоже теперь вспомнил. Людей Бурбело он в лицо знал плохо, не было никогда охоты к ним присматриваться, но эту приметную рожу рядом с торгованом-хитрованом однажды видел.

Чилига как раз что-то оживленно втолковывал своему помощнику. О чем у них шла речь, было не разобрать из-за ржания купцовых охранников, громогласно обсуждавших достоинства какой-то Матрёнки, у которой «и вот тут – ого-го, и вот там – не обхватишь». Но, уставившись на выросших перед столом Садко и Милослава, Бурбело аж икнул. Хватанул ртом воздуха и разом замолчал, будто подавился. Вытаращил глаза, медленно ставя кружку на стол, и заморгал, как сова, вытащенная на белый свет из дупла.

– Ох ты, кого я вижу, продажная твоя рожа! – широко ухмыльнулся Садко в лицо торгашу, подбочениваясь. Унимая злую дрожь, он заложил ладони за пояс. – Не думал не гадал тебя в Ольше встретить. Ну что ж, со свиданьицем!

Бурбело уже справился с собой, и, надо отдать ему должное, быстро. Прищурился, и глаза торгована так и полыхнули ненавистью. Какие там два колючих шила – блеснули они, будто два стилета стальных… Изменился в лице и Гаврила – тоже узнал новеградца, а прочие подручные торговца затихли и напряглись, злобно уставившись на Садко. Кто-то на дальнем конце стола, скрытый кувшином, громко выругался. Еще один знакомый по Новеграду, что ли?

– А, это ты, дружок нечисти, скоморох-песельник! – издевательски протянул Чилига. Отодвинул скамью, выбираясь из-за стола, и, выпрямившись, тоже упер пухлые кулаки в бока. – Еще не утоп вместе с кораблем своим проклятым, за который морскому царю душу в заклад отдал? А гусельки твои звончатые где? Даже рыбы с каракатицами, видать, за песенки дурацкие тебя засмеяли – мол, ни складу в них, ни ладу, – и ты гусли с горя в море зашвырнул?

Пара-тройка рыл за столом угодливо загоготала, однако остальные настороженно молчали, шкурой чувствуя, что дело стремительно катится к чему-то нехорошему. Милослав, возвышавшийся на шаг позади капитана, шумно задышал-засопел, но Садко на ядовитую подначку Чилиги не повелся, лишь хмыкнул в ответ. Торгаш по его песням всегда прохаживался – дескать, толковые купцы за амбарными книгами и счётами-абаками дни да ночи проводят, а не на пустячки глупые время растрачивают в ущерб делам. Это было обидно. У любого душа огнем гореть начинает, когда в нее плюют да топчутся подкованными сапогами по дорогому и заветному. Однако глумливые и насквозь несправедливые слова «дружок нечисти» резанули сейчас Садко по сердцу куда острее.

Вот же гадина… Именно Чилига пустил три года назад по Новеграду эти поганые сплетни о новоиспеченном капитане «Сокола». Поверили им многие… даже те, вместе с кем Садко съел не один пуд морской соли. Мол, дыма без огня не бывает… А располагать к себе людей и втираться к ним в доверие Бурбело всегда умел. Не хуже, чем Товит с его колдовскими амулетами. Недаром же перед отплытием с зачарованного острова Милослав тоже торгаша вспомнил: «Эх, похож этот Товит на одного нашего общего знакомца из Новеграда, не находишь?..»

– Гусли, само собой, при мне, сыграю для тебя плясовую, коли заскучал, – усмехнулся Садко еще шире, приглаживая кудри. – Я-то, может, и скоморох, да в своих песнях родные края помоями не поливаю! Это ты, мразь двоедушная, полощешь тут поганым языком Русь да плачешься, как тебе, умнику, среди дураков жить тяжко! А раз уж мы про нечисть беседу завели, расскажи лучше, чего с китежанами и с княжьими ратниками не поделил? На клад какой заклятый, что ли, лапу хотел наложить, да тебя Охотники задом в лужу усадили?