Битва за небеса

Велга огляделся и заметил двух знакомых мальчишек лет двенадцати, которые с самодельными удочками в руках направлялись к выходу из лагеря.

Ага, вот и юные рыбаки. Правильно, самое время в местной речушке окуней потаскать.

Он свистнул.

Мальчишки обернулись и поспешили к нему — авторитет Александра Ивановича Велги, как, впрочем, и его боевых товарищей, был здесь непререкаем. А уж среди ребятни и вовсе достигал заоблачных высот.

Велга послал мальчишек на кухню за чашками и дополнительным кипятком, милостиво разрешив сразу после выполнения срочного и ответственного задания продолжить путь на речку.

Древний наблюдал за происходящим с чуть насмешливым, как показалось Александру, интересом.

Догадался, конечно. Было бы странно, будь иначе. На то он и Древний. Да тут и всякий бы, мало-мальски соображающий в человеческих отношениях, догадался бы. Кстати, об отношениях. Нехорошо, товарищ лейтенант. У нас гость, а ты сидишь перед ним в черт знает каком виде — неумытый и расхристанный. Да и побриться не мешает. При любых раскладах советский, он же русский офицер, не может выглядеть с утра, как какой-нибудь, прости господи, забулдыга. К тому же сейчас и остальные наверняка нарисуются. Потому что голому пню ясно — не сам по себе я проснулся. Ох, не сам по себе… И можно спорить с кем угодно и на что угодно, что друг Хельмут, как всегда, будет подтянут и свеж.

— Пойду умоюсь, раз такое дело, — сообщил он Древнему, вставая. — Поскучайте тут немного без меня.

— Конечно, — улыбнулся Древний. — Скучать я приучен. Но, смею вас уверить, что ни мне, ни вам, в ближайшее время скучно не будет.

— Заинтриговали, — по возможности равнодушно кивнул Велга и отправился приводить себя в порядок.

Когда через пятнадцать минут он вернулся, то обнаружил под навесом отряд в полном составе. То есть, почти. Не было Малышева и Ани, и сей факт Велга про себя немедленно отметил.

Ага, кажется, назревает конфликт. И хорошо, если только семейный…

Русские и немцы сидели вперемешку и вид имели довольно бравый, хотя кое-кому явно приходилось для этого прикладывать определенные усилия. Самогонки, однако, на столе не наблюдалось, что говорило о похвальном намерении присутствующих как можно быстрее обрести ясную голову. Похвальном в любом случае.

Хотя, понятное дело, не заявись Древний, праздновать сегодня продолжили бы. Наверняка. И закончили бы только завтра. При хорошем раскладе.

— Доброго всем утра! — нарочито бодро поздоровался он, получил в ответ от Хельмута пожелание того же (ну точно — свеж, чертяка!), а от остальных — здравия, уселся за стол, решительно налил себе чаю и взял с обширного блюда — молодец, кухарка, оперативно сработала — свежеиспеченную булочку. Сначала завтрак, потом все остальное.

— Не пущу, — сказала Аня. — Даже и не надейся.

Она, подбоченившись, стояла в дверях комнаты, где жила семья Малышевых. Из одежды на молодой колдунье была лишь мужнина рубашка. Расстегнутая на все пуговицы. Светло-рыжие волосы напоминают стог сена, в котором провела ночь влюблённая парочка; в зелёных глазах пылает опасный огонёк. Даже веснушки, кажется, стали ярче.

Как же все-таки я её люблю, подумал Михаил. Это же невозможно просто. Но много воли бабе давать нельзя — на голову сядет. Вообще, странно — непохоже это на неё.

— Ань, ты чего? — удивился он. — Я только чаю с ребятами попью. Никакой самогонки, обещаю.

— Ты меня что, за дурочку держишь? — усмехнулась жена. — Уж лучше самогонка в шесть утра, чем этот твой чай с ребятами.

— Почему? — сделал вид, что не понял, Миша.

За те несколько секунд, что Аня пристально смотрела на мужа, взгляд ее последовательно менялся: гневный, задумчивый, снисходительный, решительный.

— Всё-таки иногда вы, мужчины, бываете такими дураками, что просто диву даёшься, — вздохнула она. — Так и быть, пошли.

— Э… ты со мной, что ли?

— А ты как думал? Или я не боец отряда? Не делила с вами и жизнь, и смерть? — Аня отошла от двери, скинула мужнину рубашку и принялась быстро одеваться. Михаил с трудом отвел глаза от её обнажённой груди и посмотрел на спящую в деревянной самодельной кроватке дочку.

— Кто ж спорит, — сглотнул он. — Просто…

— Если Лизонька проснётся, я сразу услышу, — заверила его Аня. — И тебе об этом прекрасно известно. Так же, как и о том, что тебя, дурака, я люблю больше жизни. Но оголтелого мужского шовинизма не допущу. Я готова, пошли.

— Оголтелого мужского шовинизма… — пробормотал Малышев. — Надо же, слова какие. Раньше я от тебя их что-то не слышал. Нэла, что ли, научила? Похоже на неё. Одно слово — фея.

— Ты много чего ещё от меня не слышал, дорогой, — сказала Аня. — Что же касается Нэлы, то мы друг у друга учимся, это верно. Но чему именно, тебе знать не обязательно.

И она, шутливо толкнув мужа бедром, первой вышла за дверь. Михаил хмыкнул и последовал за супругой.

Хельмут Дитц закурил, с видимым наслаждением затянулся и выпустил дым в сторону утреннего солнца.

— Что ж, — сказал он, — рассказывайте, Древний, зачем явились.