Битва за Рим

Рут выпрямился.

– А где ж мне спать, если не дома?

– Живешь тут что ли? – спросил стражник.

– Где-то здесь, – охотно закивал Рут. – Там… или там… – он принялся в разнобой тыкать пальцами в дома в округе, делая вид, что совершенно не может вспомнить, где находится его дом.

Стражники дружно расхохотались, переглянулись, начали шептаться. Один из них потянулся к Руту, что-то спросил. Гопломах в ответ пожал плечами, развел руками, покачал головой.

– Все выпил, мои хорошие…

Наконец тот стражник, что был поразговорчивее, хлопнул громилу-гопломаха по плечу.

– Иди уже, еле держишься на ногах, не хватало еще тебя в дом тащить! Я-то думал, и ты за шлюшкой! Надо бы сказать Клавдию, что здесь открыли притон!

Рут отрывисто кивнул и, так же пошатываясь, побрел в конец переулка, что-то бурча себе под нос. Стражники за его спиной проводили громилу взглядом, побросали наземь свои клинки со щитами, а уже через миг вновь вернулись к излюбленной игре. Рут ускорил шаг, оказался за углом дома, сияя своей безобразной улыбкой.

– Как вам? – он подмигнул Нароку.

– Идиот! – отмахнулся ликтор.

– Ты не прав, – усмехнулся я и протянул Руту ладонь. Гопломах отвесил мне пять, широко улыбаясь беззубым ртом.

Несмотря на всю ворчливость Нарока, ликтор подошел к Руту и крепко обнял своего боевого товарища. Буквально из ниоткуда вырос Митрид и вместо всяких слов жестом показал, что нам следует пройти за ним. Ход был найден, вместе с ним был найден способ выбраться из ловушки, в которую я загнал себя сам. Мы двинулись вдоль городской стены, где очень скоро перед нашими глазами предстал забросанный ветками подкоп. Мы осмотрелись, Рут разбросал ветки. Понятное дело, о подкопе знали стражники, получавшие с подобных «тайных» ходов неплохие откаты серебром от беневентского жулья. Я первый скрылся в подкопе, оказавшемся довольно-таки широким, чтобы там сразу могло беспрепятственно поместиться два человека. За мной последовали остальные. Стена Беневента осталась за нашими спинами.

Оставалось держать скрещенными пальцы за Тукрана, которому в этот миг приходилось сложнее всех. Его план… Я обманывал, когда говорил, что не знал о задумке своего ликтора. Я знал все от начала и до конца. Это знание сейчас сидело глубоко внутри меня, на душе неприятно скребли кошки. Тукран, этот безумец, каким-то образом заставил меня поверить себе, хотя сейчас, когда мы оказывались на подступах к городским воротам, я все больше понимал, насколько бесшабашной выглядела идея ликтора, поставившего на кон свою жизнь. Впервые с момента нашего разговора я вдруг понял, что знал об этом и раньше, но отчего-то боялся признаваться в этом себе. Именно потому, что глубоко в душе я понимал, чем закончится его затея, я избегал этой темы в разговоре с остальными ликторами.

Понадобилось несколько минут, чтобы наш небольшой отряд оббежал город вдоль стены и оказался у выезда, в том месте, где начальник караула стянул свои основные силы. Мои ноздри уловили отчетливый запах гари.

* * *

У Тукрана все получилось… Приветственно заржал Фунтик, здесь же были кони Нарока, Рута и Митрида. Стража забрала лошадей, вот только на посту на выезде из городской черты не было ни души.

Я остановился, почувствовал, как стали влажными мои глаза. Хотелось верить, что причиной тому был выедавший глаза дым, но я знал, что это было не так. Горел дом на перекрестке, на углу которого мы оставили Тукрана и лошадей. Пламя охватило здание по всему периметру, буквально пожирая его. К дому стянулись контубернии стражников, стоявшие у выезда из города. Римляне опустили оружие и наблюдали за тем, как дом мерно превращается в пепелище. Где-то там внутри дома заживо сгорел мой верный ликтор, поклявшийся защищать меня до конца своих дней. Стража, толпившаяся сейчас вокруг горящего дома, думала, что там внутри находимся мы. Тукран сделал все, чтобы сохранить эту видимость и позволить нам спастись.

Я видел среди стражников Лития Арта, на лице которого застыла довольная ухмылка. Сейчас он думал о своем отчете и главной записи, которую начальник караула сделает в нем. Именно Арт затребует награду, обещанную Марком Лицинием Крассом за смерть Спартака. Наверняка сейчас этот алчный человек размышлял над тем, что ему больше никогда не придется вставать спозаранку, чтобы выходить в караул. Ведь именно ему удалось сделать то, что не удалось сделать никому другому. Не зря Красс объявил за голову лидера восстания рабов награду в целое состояния.