Мы забили моднейшую марокканскую козью ногу и уже хотели её раскуривать. Я стал думать, где взять музыку, мобил и прочего стаффа тогда не существовало. Пробежался взглядом в поисках рубильника громкости, как в совковых поездах. Она метнула взгляд в правую сторону, и я обнаружил допотопный по нынешним временам стереоприёмник. В ацццком угаре метнулся крутить УКВ-волны, но она отстранила меня и настроилась на какую-то пиратскую панковскую станцию, где вначале рубил Дэд Кэннэдиз, а потом пошёл рок на немецком языке, по типу «Пудис» и «Рамштайн». Когда стало темнеть, пошёл «Атом Харт Мама» «Пинк Флойд». Гретхен взорвала козью ногу!
Мы погрузились в нирвану, полностью голые, курили ганжу, пили и поролись! Постоянно поролись! Казалось, время остановилось и мир существует только для нас одних! Поезд мчится только ради нас, и все эти модно освещённые пейзажи существуют только ради услаждения нашего взора! Мы поролись и поролись, казалось, нирвана будет продолжаться вечно! Вскоре мы обессилели окончательно и просто валялись, положив ноги на противоположные кресла мифического купе по-русски.
Не знаю, сколько мы ехали, но с седьмого неба нас снова вернул зловещий голос машиниста, который сообщил, что наш стейшен через три минуты! Наверное, похожие чувства испытывали и обитатели Освенцима и Бухенвальда, когда служащий аэропорта чётко чеканил по-немецки:
– Выход из 13-го барака в сторону духовки состоитца ровно через цвай минут! Не забудьте прихватить свои вещи, а также золото, бриллианты и валюту!
Мы судорожно стали упаковывать свои вещи. Я похватал мелочовку, сунул в карман косухи, и мы бросились к выходу, буквально в последнюю секунду выпрыгнув на перрон.
Она схватила меня за руку, быстро промониторила светящиеся табло, и вот мы уже ломимся к следующему поезду. На этот раз «Сапсан» был «Сапсаном», чисто с рядами кресел! За полминуты до отъезда:
– Гуд-бай, май дарлинг! Ай лов ю! Глэд то си Ельцин и Горбачёв, фо зе Берлин вол!
Она толкнула меня в вагон, и он тут же помчался в сторону Ганновера! Я плюхнулся в мягчайшие кресла, покрытые бархатом и вельветом, и стал грустить. Хотел достать сигареты и обнаружил, что на правой руке приклеена медицинским скотчем портянка билетов и надпись фломастером на немецком: «Вери импортант рашн персон! Оказывать содействие и сопровождать!» Подпись «Комендант Бухенвальда»!
Сам не понимаю, каким образом в 2 часа ночи я с пятью пересадками вышел на станции Minden, где меня ждал Уве с распростёртыми объятьями и упаковкой дойч бире. Как он объяснил, ему дозвонилась неизвестная герла. Перебаламутила всех родственников и сообщила время моего прибытия! Уве был так рад, что даже прослезился! Дико рад был и я, тоже прослезившись.
– Немцы просто офигенные люди!
Мы сели в его BMW и поломились по трассе. Был страшный туман, шел дождь, Уве ориентировался по светящимся столбам highway. От недосыпа и выпитого бухла мне было немного хреново, но Уве, как экстрасенс, почувствовал это. В дело пошло пиво и сигарета марокканского пыха. Фирменный кайф! Машина плавно неслась по шоссе, по радио крутили целый альбом Guns’n’Roses, и, лишь когда он закончился, мы врубились, что под кайфом уже час едем куда глаза глядят.
Пришлось повернуть обратно и раскурить ещё немного ганжи. Черт знает когда мы подъехали к непонятному мрачному замку, вокруг которого был дремучий лес и гробовая тишина. Изредка далеко в лесу зловещие совы напоминали о мистическом мире ночной мглы. Остов здания в темноте представлял собой каменный трёхэтажный барак с треугольной крышей. При свете фар мы отворили дубовую дверь, на нас обрушился дикий музыкальный грохот, словно в фильме ужасов. Так работала сигнализация Вилли. Мы полчаса лазили по замку, пока не отыскали на чердаке нашу тусовку. Все находились в отрубе.
Чума музон