Наконец я встрепенулся, и заколдованная тишина нарушилась. Ветерок запорхал, луна всё ярче выступала на посиневшем небе, и скоро листья деревьев заиграли серебром и чернью в её холодных лучах. Я не мог выдержать более, вскочил, набросил косуху и отправился на серебряное озеро к старому дубу.
По словам Вилли, в этот дуб во время войны ударила американская шрапнель, верхушка переломилась и засохла, но жизнь в нём ещё теплилась. Когда я подходил, на луну набежала тучка, под широкими ветвями стало очень темно. Сначала я не заметил ничего особенного, но глянул в сторону, и сердце так и упало. Возле высокого куста между дубом и лесом неподвижно стояла мерцающая белая фигура. Она!
Жалобный звук, подобный тому, который разбудил меня в первую ночь, задрожал в ушах.
– Пусти же меня! – промолвил я.
Спутница моя тихо отклонилась, остановилась передо мной и сложила руки. Я успокоился и посмотрел ей в лицо, оно по-прежнему выражало покорную грусть.
– Где мы? – спросил я, не узнавая окрестностей.
– Далеко от твоего дома, но ты можешь оказаться там в одно мгновенье.
– Каким это образом? Опять довериться тебе?
– Я не причинила тебе зла и не причиню. Полетаем с тобой до зари, вот и всё. Я могу тебя отнести куда только ты вздумаешь, во все края земли. Отдайся мне! Скажи опять: «Возьми меня»!
– Ну, например, возьми меня!
Она опять припала ко мне, ноги отделились от земли, и мы полетели. Взмыли вверх, как вальдшнепы, налетевшие на берёзу, и опять понеслись прямо. Вместо травы у нас под ногами мелькали вершины деревьев. Чудно было видеть лес сверху, его щетинистую спину, освещённую луной. Он казался каким-то огромным уснувшим зверем и сопровождал нас широким непрестанным шорохом, похожим на невнятное ворчанье. Кое-где попадались небольшие поляны, красиво чернела зубчатая полоса их тени. Заяц изредка жалобно кричал внизу, вверху тоже жалобно ухала сова, в воздухе пахло грибами, почками, зорей-травою, лунный свет разливался во все стороны холодно и строго.
Вот лес остался позади, в поле протянулась полоса тумана, здесь простиралась река, а вот и автобан на Влото. Мы понеслись вдоль реки, над кустами, отяжелевшими и неподвижными от сырости. Волны на реке то лоснились синим лоском, то катились, тёмные и словно злые. Местами над ними странно нависал тонкий пар, и чашки водяных лилий девственно и пышно белели всеми своими распустившимися лепестками, точно знали, что до них добраться невозможно.
Мне вздумалось сорвать одну из них, и вот я уже очутился над самой гладью реки. Сырость неприязненно ударила в лицо, как только я переломил тугой стебель крупного цветка. Мы стали перелетать с берега на берег. Нам не раз случалось встретить семейку диких уток, расположенных кружком на чистом местечке между тростниками, но они не шевелились, разве одна из них торопливо высовывала шею из-под крыла, смотрела-смотрела, снова хлопотливо засовывала нос в пушистые перья, другая слабо крякала. Мы вспугнули цаплю, та поднялась из ракитового куста, болтая ногами и с неуклюжим усилием махая крыльями. Тут она мне показалась действительно похожей на немца. Рыба нигде не плескалась, небось спала тоже. Я начинал привыкать к ощущению полёта и даже находил в нём приятность, меня поймёт всякий, кому случалось летать во сне. Я принялся с большим вниманием рассматривать странное существо, по милости которого со мной совершались такие неправдоподобные события.
Это была женщина с маленьким нерусским лицом. Иссера-беловатое, полупрозрачное, с едва обозначенными тенями, оно напоминало освещённую изнутри вазу. Оно опять показалось мне знакомым.
– Можно с тобой говорить? – спросил я.
– Говори.
– Я вижу у тебя кольцо на пальце, стало быть, ты жила на земле, была замужем?
Я остановился. Ответа не последовало.
– Как тебя зовут или звали, по крайней мере?
– Меня звали Гретхен.
– Гретхен! Это немецкое имя! Ты немка? Ты знала меня прежде? А почему звали? Отчего же ты явилась именно ко мне?
– Я тебя люблю!
– Заклинаю тебя именем бога! Как ты можешь любить меня, если ты мёртвая?! – начал было я.
– Что ты говоришь? Я не понимаю.
Мне показалось, рука, лежавшая холодноватым поясом вокруг моего торса, тихо шевельнулась.
– Не бойся, – промолвила Гретхен, – не бойся, мой милый!
Её лицо обернулось и придвинулось к моему. Я почувствовал на губах какое-то странное ощущение, будто прикосновение тонкого и мягкого жала. Пиявки так подкусывают. Я вздрогнул и вскочил с кровати, в эту же секунду с дальней фермы пропели петухи.
Я сел на диване, весь в крупном поту, и закурил «Принца». Я был в ужасе и шоке! Налил целый стаканище текилы, вхерачил и побежал в ванную отмывать губы. Я их тёр зубной щёткой до крови, потом вернулся в свою келью. В зеркале мой фейс напоминал лик вампира. Славу богу, рассвет. Я допил текилу и тут же вырубился в бессознательном сне.
Бойня на улице Морг