Битвы орлов

Чернышев болтал всякий вздор. Узнав о его возвращении из Парижа, Волконский тотчас отправился к нему, чтобы расспросить хорошенько, и теперь был вынужден слушать про фасоны новых французских мундиров и ухищрения, к каким прибегают дамы, чтобы не забеременеть. И это говорит человек, который присутствовал в Байонне при низложении целой королевской династии!

У Alexandre самоуверенный вид мужчины, не знавшего отказов, слегка раскосые глаза, мелко завитые черные кудри и довольно крупный нос с чувственными ноздрями. Он говорит по-французски с непринужденностью, необходимой для пустой и легкой светской беседы, Сергей же всячески старается направить их разговор на интересующую его тему: что за человек Бонапарт? Чернышев словно издевается над ним, сыпля анекдотами: Наполеон имеет привычку тянуть своих адъютантов за уши, точно детей, и даже боевые генералы, прошедшие сквозь огонь многих сражений, могут подвергнуться этой экзекуции; он неприхотлив, главная роскошь для него — быстрота, с какой исполняются его приказания. Император никогда не предупреждает о своем отъезде, поэтому во дворе всегда стоит оседланная и взнузданная лошадь. "Коня!" — говорит он, и вокруг тотчас делается суматоха: все спешат пройти в двери, толкая и роняя друг друга, точно объявили о нападении неприятеля; между тем Наполеон вскакивает на своего арабского скакуна и пускает его галопом, не дав себе труд подобрать поводья, а остальные мчатся за ним, глотая пыль. В еде он не особенно разборчив и обедает не более двадцати минут, зато подать на стол должны немедленно, поэтому каждые полчаса на вертел насаживают новую пару цыплят: никто не знает, когда император потребует себе кушанье. После победы при Маренго его повару Дюнану пришлось состряпать обед практически из воздуха, поскольку обозы отстали, а в походном несессере оставались только бутыль с оливковым маслом и пара зубчиков чеснока; один адъютант Бонапарта где-то изловил цыпленка, другой нарвал в огороде петрушки, третьему посчастливилось найти пару шампиньонов — Дюнан изрубил ощипанного цыпленка саблей, поджарил его с этой жалкой приправой и подал через четверть часа; с тех пор император заказывает цыпленка а-ля Маренго после каждой победы, на удачу, потому что, как говорят, он очень мнителен…

— Здравия желаю, ваше превосходитель-ство! — гаркнул в прихожей денщик Чернышева.

Оба офицера вскочили и стали застегивать сюртуки; они успели вовремя: вошел Уваров. Окинув обоих надменным взглядом и кивнув на приветствия, он велел Чернышеву зайти к нему, после того как он представит рапорт государю, Волконскому же ничего не сказал и сразу вышел.

— Мое мнение таково, что Испания станет une sacrée épine dans le pied de Bonaparte[38].

Проводив шефа, Alexandre заговорил совсем другим, серьезным тоном.

— Il n’est si bon cheval qui ne bronche[39]; наш гений совершил ошибку, отправив в Мадрид князя Мюрата, который хорошо умеет только рубиться, и попытался исправить ее второй, заменив его своим братом Жозефом — человеком вовсе не военным. Но самое главное — он до сих пор уверен, что испанцы будут благословлять его за то, что он избавил их от Бурбонов.

— Жозеф Бонапарт — король Испании?

— И сам этому не рад. Уверен, что он предпочел бы и дальше сибаритствовать в Неаполе, куда теперь едут полумертвый герцог Бергский, прижимая к груди вожделенную корону, и его торжествующая жена. Помяни мое слово: пройдет несколько месяцев, и Наполеону придется самому вести армию через Пиренеи.

— Но зачем ему это нужно? Qui trop embrasse mal étreint[40].

Чернышев пожал плечами.

— Мне кажется, Испания для него не цель, а средство. Стать твердой ногой на юге, чтобы развязать себе руки на севере.

— Ты думаешь, будет новая война?

— Прости, мне нужно ехать к государю.

Проклиная Уварова, явившегося так не вовремя, Волконский рапортовался дежурному офицеру здоровым (хотя еще утром сказался больным), и тем же вечером прочитал в приказе о своем назначении в полковой караул.

Он был во внутреннем дворе, когда прибежал запыхавшийся Колычев.

— Уваров в манеже! — сообщил он, с трудом переводя дыхание. — Говорит Депрерадовичу: "Кто у вас в карауле?" Тот отвечает: "Волконский". "Заметили вы, что у него усы?" Наш ему: "Не может быть!" Идут сюда.

Серж провел пальцами по верхней губе и нащупал там мягкий пушок. Спорить с Уваровым? Объяснять, доказывать? Увольте! У караульного кавалергарда оказалось при себе подобие бритвы; преодолев брезгливость, поручик выскоблил себе верхнюю губу этим тупым орудием пытки. Вытянувшись в струнку, отдал честь шефу полка, который ничем не выдал своего разочарования, зато смешинки в глазах Депрерадовича, прятавшего улыбку, стали наградой за все мучения.

Через день полк выехал в Новую Деревню — лошадей перевели на травяное довольствие. Начало новой жизни, которой предстояло продлиться шесть недель, отметили большим обедом с целым морем шампанского; Николай Иванович пил наравне со всеми, заразительно смеялся и обнимался с поручиками.