Битвы по средам

Так что оба мы пришли на церемонию без цветов, но в зале царил такой мрак, что цветов всё равно никто бы не увидел. Свет исходил только от стоявших на столах свечек, да ещё мерцали кончики сигарет у курильщиков. Нет, вру, на главном столе, который стоял перпендикулярно длинному столу, буквой Т, всё-таки горели две лампы, но освещали они не зал, а стену позади стола. Отца усадили за короткий стол, а нас — за длинный, вместе с женами и родственниками других членов Киванис-клуба. Мама отказалась от предложенной сигареты — с трудом отказалась, я сам видел, — и принялась болтать с другими дамами, а мы с сестрой просидели весь ужин молча. Сменяли друг друга блюда и речи: жареное мясо с картофельным пюре и фасолью в масле, приветствия главных бизнесменов, лимонный пирог с безе, где слой безе втрое больше, чем слой лимона, и наконец благодарственное слово отца.

Вот он встал, по-прежнему багровый от ненависти к плотникам и штукатурам. Но всё-таки сдержался, обошёлся без opa и ругани, и все ему аплодировали, потому как всем понравилось, что «в нашем городе расширяются возможности для бизнеса» и что «он рад быть членом этого делового сообщества» и «надеется в один прекрасный день оставить свой процветающий бизнес в нашем процветающем городе своему сыну, чтобы его наследник и дальше с честью нёс доброе имя компании „Вудвуд и партнёры“». Тут раздался прямо-таки гром аплодисментов. Все сидевшие за главным столом разом посмотрели на меня, и я — как и ожидалось — улыбнулся, ибо я и есть Сын-Наследник-Компании-Вудвуд-и-Партнёры.

Сестра пихнула меня ногой под столом.

Все жабы, гады, чары Сикораксы!

Когда мы наконец добрались до дому, отец позвонил этим халтурщикам. И сказал, что ему наплевать, что сейчас пятница и поздний вечер. Ему наплевать, что завтра суббота. Он требует, чтобы они явились завтра, рано утром, восстановили потолок и возместили ущерб, причинённый их разгильдяйством.

И они пришли. Рано утром.

* * *

Будь у меня право голоса, я направил бы плотников и штукатуров — ну, после того как они починят потолок у нас дома — разбираться с потолком в нашем классе, потому что шли недели, а мистеру Гвареччи и мистеру Вендлери никак не удавалось поймать, схватить, выудить, отравить, загнать в угол наших крыс или убедить, уговорить, умолить их сдаться. Но права голоса у меня нет. Между тем уже восемь асбестовых потолочных плит заметно просели, что означало одно из двух: или Калибан с Сикораксой сильно потолстели, или потолок из-за их беготни начал ветшать. Каждое утро миссис Бейкер с опаской смотрела на новые бугры на потолке и всё больше мрачнела.

— Представь, — предложил я Данни. — Посмотрит она однажды утром вверх и увидит, что они прогрызли в потолке дырку и пялятся на неё оттуда. Что она сделает?

— Помнишь, как орала водительша, перед тем как на тебя автобус наехал?

— Помню. И что?

— Миссис Бейкер будет орать в десять раз громче.

Мы ждали и надеялись, но потолочные плиты пока держались.

В начале февраля миссис Бейкер велела мне прочитать «Ромео и Джульетту». Я одолел пьесу за три вечера.

* * *

Скажу прямо: в Камильской средней школе этой парочке пришлось бы туго. И не потому, что Ромео носил колготки — как, во всяком случае, явствовало из иллюстраций. Просто он не очень-то умный. И у Джульетты по части ума слабовато. Что за идиотизм: выпить снадобье, которое тебя почти убьёт? Что значит почти? Человек или жив, или мёртв, почти не считается. И вот эта умница пьёт такое снадобье, а Ромео потом пьёт снадобье, которое его совсем убьёт, потому как он-то не знает, что она выпила невсамделишную отраву. А потом Джульетта, у которой достало ума понять, что Ромео умер по-настоящему, хватается за кинжал, потому что тоже хочет умереть окончательно и бесповоротно, а кинжал для этого дела надёжнее. С кинжалом почти умереть невозможно.

История — зашибись. Таким героям, пожалуй, и в школу надо с провожатыми ходить.

Вы согласны?

А вот миссис Бейкер со мной не согласилась. Она вообще не видит, что у Ромео с Джульеттой непорядок с головой. Потому что она — учитель, а учителя читают книги совсем не так, как нормальные люди.

— Мистер Вудвуд, вы почувствовали, какая это прекрасная и трагическая история?

Ну, и что прикажете отвечать?

— Нет, как-то не почувствовал.

— А что почувствовали? Понравилась вам пьеса?

— Тупая пьеса.

— Что ж… Ваше мнение идёт вразрез с мнением критиков, которое сформировалось за последние триста семьдесят пять лет. Вы готовы своё мнение как-то обосновать? Почему «тупая»?

— Потому что в реальной жизни они бы никогда не сделали… то, что сделали.

— Что именно? Не полюбили бы друг друга?

— Нет, то, что в конце случилось.

— Яд? Кинжал?

— Ну да. Для чего? Глупо же.

— А что они, по-вашему, должны были сделать?

— Сбежали бы вместе в Мантую.

— А родители?

— Наплевали бы на родителей.

— Не уверена, что жизнь так проста. Ромео и Джульетта предназначены друг для друга. Они не властны над своей судьбой, она предначертана свыше. Их ведут звёзды. Потому-то эта история так прекрасна и одновременно трагична.