Битвы за Кавказ

Пока Суслов осторожно занимал долину Алашкерта, Муравьев выслал вперед князя Дондукова-Корсакова со всей кавалерией, велев ему перехватить Вели в долине Пасина. Этому офицеру было приказано установить связь с Сусловым, а потом быстро пройти на запад и отрезать турок от Хасан-Кале (Пасинлера) и путей отступления в Эрзерум. На рассвете 21 июня Дондуков-Корсаков достиг северного берега Аракса и обнаружил Суслова на другом берегу реки Юзверан. Теперь он вынужден был подчиняться приказам нерешительного Суслова, который продолжал стоять у Кёпрюкёя, считая, что у него недостаточно сил, чтобы напасть на противника. Из-за сусловской осторожности план Муравьева провалился. Ночью 21 июня Вели, испугавшись перемещения русских войск на другом берегу Саганлуга, ушел из Кёпрюкёя в Хасан-Кале. Утром он оставил даже свои укрепленные позиции и, отступая, забрался на хребет Деве-Боюк, прикрывавший Эрзерум. В тот же самый день кавалерия Дондукова-Корсакова заняла Хасан-Кале. Муравьев устроил Суслову разнос, отослал его назад в долину Алашкерта, а сам вернулся в свой лагерь, расположенный у стен Карса.

В Эрзеруме царила паника, и Вели-паша, бездарный командир, потерявший контроль над своими плохо обученными и деморализованными войсками, готовился бежать в Байбурт по дороге, ведущей в Трапезунд.

Муравьев понимал, что ему представилась возможность практически без боя занять Эрзерум, но он не стал этого делать. Он знал, что войск, оставленных им у Карса, недостаточно для штурма, а опыт в кампании 1829 г. подсказывал ему, что занимать Эрзерум и начинать наступление в долине Чороха с относительно небольшими силами, имевшимися в его распоряжении, неразумно. Он опасался распыления сил и не слишком доверял (вероятно, вполне справедливо после случая с Сусловым) подчиненным ему командирам. Муравьев опасался также прибытия сильной армии союзников в Трабзон, и был прав – нет никакого сомнения, что оккупация русскими Эрзерума заставила бы армию Эмир-паши, которая готовилась тогда к высадке в Мингрелии, двинуться на помощь Эрзеруму.

Муравьев правильно оценил сложившуюся обстановку, но он, несомненно, был лишен политического воображения. Захват Эрзерума оказал бы большое влияние на боевой дух русских войск и позволил бы отсрочить неизбежное падение Севастополя. Вполне возможно также, что известия о падении Эрзерума могли бы привести к капитуляции Карса, гарнизон которого уже жестоко страдал от нехватки продовольствия. Во время войны политические и психологические аспекты неотделимы от военных. В Эрзеруме Муравьев упустил шанс легкой победы, поскольку не учел его особого значения. Три месяца спустя политические и психологические факторы заставили его предпринять штурм Карса, дорого обошедшийся русской армии.

Муравьев продолжал верить, что турки пришлют подкрепления в Эрзерум из Трабзона; он считал любое движение, направленное на снятие осады Карса со стороны Кутаиси, Куринского ущелья или Ахалцихе, совершенно невозможным. Кстати, его взгляды разделял и Фенвик Уильямс. Тем не менее около 20 сентября Муравьев получил информацию о том, что в Батум прибыло около 8 тыс. турок, а их командующий, Эмир-паша, двинулся на Редут-Кале и Сухум, где, очевидно, ожидалась высадка нового подкрепления. Русскому главнокомандующему стало ясно, что противник готовит вторжение в Западное Закавказье, что создавало угрозу для Кутаиси и, возможно, Тифлиса. 23 сентября в цитадели Карса раздался салют, и со стен послышались радостные крики. Вскоре стало известно, что так турки праздновали падение Севастополя – это известие дошло до них раньше, чем до русских войск. Муравьев собрал военный совет, на котором единодушно было решено штурмовать Карс, сосредоточив для этого все имевшиеся силы.

Это решение нарушило все планы кампании, ибо Муравьев хотел дождаться результатов своей мобильной осады, которая, по его мнению, должна была привести к капитуляции Карса до конца ноября. У него имелись сведения, что через шесть или восемь недель у гарнизона закончатся все припасы и что силу турок серьезно ослабляла разразившаяся в крепости эпидемия холеры. Он знал, что боевой дух защитников Карса после сообщения о падении Севастополя и высадке Эмир-паши в Грузии сильно возрос и влияние британских офицеров, которые выступали против капитуляции, тоже усилилось. В то же самое время он понимал, что его собственные войска будут расстроены последними сообщениями, но тем не менее отвергнут идею о том, чтобы уйти, не попытавшись овладеть Карсом. Ему также было понятно, что падение Севастополя потрясло общественное мнение в России, и отступление от стен Карса станет новым жестоким ударом по престижу страны. Как и в Эрзеруме, военные принципы в душе Муравьева сумели победить политические расчеты; теперь он уже не обращал внимания на очевидные военные трудности и принял отчаянное решение, навязанное ему общей стратегической ситуацией.