Битвы за корону. Три Федора

На всякий случай я распахнул оконце и выглянул на улицу. Ну точно – сплошь радостные лица, шапки летят вверх, а значит, все хорошо, прекрасная маркиза, и я… напрасно вскочил. Только сон перебил, а на часах всего пять утра. Или не перебил? Попробовать разве…. Попробовал, но бесполезно. Под такой трезвон одним глухим раздолье. Повалявшись в постели минут двадцать и поняв, что попытки заснуть ни к чему не приведут, я поплелся на улицу принимать душ, держась за недовольно гудевшую, словно колокол, голову – чем упоительней в России вечера, тем утомительней похмелье.

Едва я успел сполоснуться и одеться, как в ворота стал кто-то ломиться. Оказалось, сам Федор Борисович пожаловал, собственной персоной. Рот расплылся в улыбке от уха до уха и давай обниматься, будто вчерашнего мало.

– Ну, княже, ну друже, – умиленно бормотал он. – Спаситель мой! Век богу за тебя молиться стану, что ниспослал тебя мне.

«Богу, – хмыкнул я про себя. – Как бы не так. Скорее уж моему маленькому непоседливому братцу, да еще… стрекозе, из-за которых я и угодил сюда[49]». Но вслух, ясное дело, ничего этого не произнес – не поймет-с.

А Федор меж тем вновь принялся за старое, начав требовать от меня, чтобы я немедля сообщил ему, чего хочу. Я почесал в затылке и напомнил про… русские сказки. Мол, в них за свое спасение царь обычно дочь в жены отдает, но я согласен и на сестру.

– О, господи! – простонал он. – Нашел о чем просить! И без того понятно, что мы с тобой наши свадебки день в день сыграем. Ты лучше сказывай, чего твоя душа желает?

Я призадумался. А и впрямь, чего? И с удивлением обнаружил, что у меня, оказывается, все есть. О том и сообщил.

– Не-ет, так не пойдет, – энергично замотал он головой. – Или ты хотишь, чтоб я сам за дело принялся?

Я испугался. С перебором ведь сработает, как пить дать. И без того его порой вчера заносило. Помню, в ответ на его очередной вопрос «как поступить?» я ехидно поинтересовался, кто из нас государь и был ошарашен неожиданным ответом:

– Ты, – и Годунов пояснил: – Ежели отныне ты чего скажешь, все по слову твоему учинится, а коль я что измыслю, то прежде тебе сообщу и далее, как ты решишь, – и он подвел итог. – Вот и помысли, кто на Руси государь.

– Ну-у, это ты чересчур хватил, – засмущался я.

– Про чересчур скажешь, когда меня на царство повенчают, да мой первый указ зачтут, – многозначительно посулил он. – Я для тебя таковское измыслил, у всех глаза на лоб повылезают.

– А бояре не…, – обеспокоился я, но он отмахнулся, перебив меня на полуслове и грозно пообещав:

– Ежели кто хоть единое словцо супротив тебя поведает, живо на воеводство отправлю. Мест-то теплых эвон сколь – и Мангазея, и Тобольск, и Сургут, и Нарым. Да навечно туда закатаю, без возврата.

Хорошо, этого разговора никто не слыхал, наедине мы говорили. А если он сегодня при всех чего-нибудь похожее загнет? Нет уж, раз требует, я лучше сам себе чего-нибудь выберу, поскромнее. А в голове по-прежнему пустота. Вот что мед добрый с людьми делает.

Почему-то вспомнился наш вчерашний визит к Марии Григорьевне и то, что она сказала мне наедине. «А может и впрямь попросить Федора отказаться от Мнишковны», – подумалось мне, но всего на секунду. В следующую я от этой безумной мысли отказался, ибо на ум пришла идея поинтереснее. Вроде бы Ксюша, пока я сидел в Вардейке, ни разу не упомянула в своих сообщениях, чтоб Годунов негативно отозвался о женитьбе моего братца. Да и сам он во время своей «исповеди» упомянул сей факт без негативного оттенка. Получается, он ничего против не имеет, следовательно…. И я выдал, что было бы неплохо отправить посольство в Эстляндию и поздравить молодых. С дарами разумеется, словом, все как положено.

– О том не печалься, – нетерпеливо отмахнулся Федор. – Токмо погоди чуток. Вот венец царский надену, а тогда и грамотку повелю отписать ласкательную, и дары достойные отправлю, – и он снова взялся за прежнее. – Ты для самого себя требуй.

Я взмолился:

– Дай хоть подумать! Ну-у, чтоб не продешевить.

– Думай, – согласился он. – Токмо недолго. До пира нынешнего, не боле.

– Опять?! – ужаснулся я. – Вчера ж пировали.

– Вчера в честь твоей славной победы, да за избавление от плена, – пояснил он, – а ныне за татарский уход. Я уж повелел бочки с медом к Пожару выкатить.

Я обреченно вздохнул и поинтересовался:

– Но я надеюсь, успею навестить Ксению Борисовну? Да и с ханом надо что-то решать. На подворье пана Мнишка ему быть ни к чему – нужно местечко поспокойнее.

– Хана, раз ты уговариваться с ним желаешь, отправь в Тонинское. Там и Вардейка недалече, чай, укараулят твои гвардейцы, не убежит раньше времени, и почет – царское же село. А с Ксюшей…., – Федор замялся. – Лекарь сказывал, полный покой ей надобен. Да и она сама не хотела бы тебя нынче видеть.

– Не хотела?!

– Нет, нет, не подумай чего, – заторопился с пояснениями Годунов. – Опаска у нее, что пока в повязке ентой пребывает, лик у нее на баский, да и щека чуток припухла, вот и просит тебя покамест воздержаться. О том и в грамотке своей пишет, – и протянул мне бумажный листок, скрученный в трубочку.