Дня через четыре Акламин сидел у себя в кабинете и анализировал последние события. Все было разрознено и с трудом состыковывалось между собой. Однако все эти события как бы связывались присутствием в них в той либо иной роли Речерской. При этом вопросов к ней на сегодняшний день не было. Весьма странная картина вырисовывалась. Вдобавок выплыл Ролежаев с его звонком Корозову. А с ним рядом — опять Ксения.
Акламин сжал пальцами виски. Дыма без огня не бывает. Определенно, где-то есть кончик, за который можно потянуть. Но где он, этот кончик? Беседа с Ролежаевым вряд ли чем-то поможет в поисках Карася, нет гарантий, что будут откровенные ответы. Фишка с Гусем молчат, как воды в рот набрали, также и Ролежаев может отделаться пустым объяснением, даже если он хорошо знает того. А вот с Речерской стоит побеседовать на эту тему, может, что-то и прояснится.
Номер ее телефона был у него в записной книжке после убийства Дончарова.
Звонок от Акламина напугал Ксению, она заволновалась.
— Чего ты боишься? — удивился Лев.
— Я не знаю, какие у него будут ко мне вопросы. — Она легким пружинистым шагом прошлась по ковру кабинета Ролежаева. — Он сказал, что надо побеседовать, и все. Он беседовал со мной, когда убили Дончарова, я же ему сказала, что ничего не знаю. Что ему еще надо? Может, мне не идти?
— Почему? — улыбнулся ей мягко Лев. — Сходить стоит, даже затем, чтобы знать, какие у него к тебе вопросы. Если по Дончарову, то ответишь ему то же самое, что говорила.
— А если по машине Корозова? — не успокаивалась она. — Ты же сказал ему по телефону, что машину узнала я.
Ролежаев сидел на диване спокойно, Ксения ходила перед ним, как маятник, пока он рукой не остановил ее и не прижал к себе:
— Скажешь, что когда-то случайно видела их, слышала, как они называли Карася. Вот и все. А дальше — по обстоятельствам. Не волнуйся, все будет нормально. Хочешь, я поеду вместе с тобой и подожду тебя у кабинета?
Ксении понравилось предложение поехать с нею, это придало бы ей больше уверенности. Однако пора отвыкать быть опекаемой мужчинами, ходить с поводырем. Теперь она самостоятельная, а значит, сильная и способная сама постоять за себя, способная подчинять себе, как это было в карточной комнате.
С этой мыслью она ступила в кабинет к Акламину.
Аристарх ждал ее. К этому времени он уже узнал о семье, в какой она выросла, о родителях, о брате.
Ксения опоздала на десять минут, но опоздала умышленно, зная, что опаздывать — это привилегия красивой женщины. Села на стул и приготовилась к вопросам. Была так же серьезна, как и оперативник.
Он почувствовал ее состояние. Она как бы застегнулась на все пуговицы и на все замки-молнии. Такое состояние не располагало к открытой беседе, какую хотел провести он. И чтобы постепенно растопить лед, который она принесла с собой, Акламин начал издалека.
Но поначалу их диалог походил на диалог двух иностранцев, не понимавших языка друг друга. На все его слова она напряженно улыбалась, что-то отвечала однозначно и коротко. А ему нужно было получить полные ответы на свои вопросы. И он терпеливо раскручивал маховик разговора.
Во время беседы Аристарх выдвинул ящик стола, достал какое-то фото и положил перед собой, повернув лицевой стороной к столешнице. Ксения не знала, что это за фото, но интуитивно тонко почуяла, что оно имело отношение к ней. Речерская посмотрела выжидающе.
Акламин придвинул фото к краю стола, предлагая ей посмотреть. Она взяла его и увидела на снимке себя с родителями и братом. Ксения хорошо помнила эту фотографию, та была из семейного альбома родителей. Фото сделано, когда ей было еще пятнадцать лет. У нее кольнуло в груди, и по щекам поползла краска. Девушка мгновенно поняла, что Акламин знает о ней больше, чем она думала. Она лихорадочно стала соображать: что он мог узнать и зачем показывал ей этот снимок? По лицу заметалась растерянность.
— Этому фото уже несколько лет, — сказал Аристарх. — Тогда впервые ты увидала Сашу Апро, точнее сказать, он первый раз заметил тебя. Он был старше и красиво ухаживал, но ты боялась его, и только ты знаешь почему. Потом он попал в тюрьму. А когда тебе было семнадцать лет, он снова появился и ворвался в твою жизнь. Родители воспротивились, но он всех запугал. И ты подчинилась, чтобы защитить родных. Все было так? — спросил, не отрывая от нее глаз.
— И что с того? — пожала плечами девушка. — Ты узнал это от родителей. Только я не пойму — зачем? Сегодня в любую жизнь можно заглянуть и найти плохое и хорошее. Да, я боялась за родителей. Что в этом плохого?
Растерянность медленно отступила. Если он узнал только это, так не удивил и не напряг. Досадливо вздохнула. Правда, некоторый конфуз остался оттого, что полиция копалась в ее жизни, но ожидать другого сейчас не приходилось. Ксения умолкла, наблюдая за скупыми движениями Акламина.