Возникло желание сбросить с себя этот груз, какой она тянула, как бурлаки тянули баржу по Волге, избавиться от всех сразу, остаться самой с собой и с Ролежаевым, который от всего этого далек, как от Луны. Не видела необходимости держать в себе и дальше, тем более что уже никого из участников событий не осталось в живых и никто не мог подтвердить или опровергнуть то, что она могла сказать.
И она стала говорить. Начала с того, как были убиты Саша Апро и Глот. Рассказала, не упомянув ни одним словом карточные игры, умело обошла их, словно их вовсе не существовало.
Потом рассказала о Дончарове, Латенине и Фаине. О себе в этой истории умолчала. Но и о Борзом много не говорила, ибо тогда нужно было бы выложить оперативнику предложение Борзого ей, что могло бы вывести полицию на карточные игры и на карточную комнату. Сказала, что хорошо запомнила лицо парня, стрелявшего в Дончарова, дала описание его внешности и одновременно сообщила, что в украденной машине Корозова третьим был убийца Дончарова. О Фаине рассказала все, что было известно ей наверняка.
Акламин слушал серьезно и спокойно, не показывая того, что был рад полученной информации.
После своего монолога Ксения почувствовала себя выпотрошенной, вместе с этим пришла легкость. Девушка, правда, не ответила Аристарху, почему Фаина стремилась посадить ее в тюрьму, Ксения сама толком не могла разобраться в этом, интуитивно догадывалась, что Палия мстила ей.
Вернувшись из полиции, встретила вопросительный взгляд Ролежаева, но что-то изнутри остановило ее от пересказа всего, о чем говорила с оперативником. Она была предельно откровенна с Акламиным, говорила ему не под протокол — и не хотела, чтобы об этой откровенности узнал кто-то еще, даже Лев. Посему не стала углубляться в суть разговора с Аристархом, утомленно поморщилась, этим показывая, что не в силах сейчас вновь все прокручивать в голове, как старое кино. Ответила коротко:
— Все то же самое, — и заметила при том: — Полиция знает больше, чем я думала. Копается в грязном белье.
Ролежаев не задавал никаких вопросов, понимающе поглядывал на нее, как бы говоря своим взглядом, что хорошо видит, как она измотана после посещения полиции, и не настаивает на том, чтобы она немедленно все выложила. Между тем позже он ждет от нее полного рассказа. Но она знала, что ни сейчас, ни позже не расскажет всего, сначала просеет через сито и пропустит через собственный фильтр, а потом расскажет только то, что не сможет бросить тень на нее.
Карась исходил бешенством, когда до него дошла весть, что его подручных загребла полиция.
Он был уверен, что сразу раскрутить Фишку и Гуся ментам не удастся, но сомневался, что у подельников надолго хватит духу не развязать языки. Запас прочности у каждого человека разный. Карась знал примеры, когда пацаны с гонором, которые гоношились, что им море по колено, развязывали языки сразу же, как только полиция начинала ловить на своих штучках. А были тихие и незаметные, из каких каленым железом невозможно было вытянуть никакой информации. Не сомневался, что от рабочих гаража полиция много сведений не накачает: те знали только свою работу. В них опасности для себя он не видел.
А вот Фишка и Гусь, когда их разговорят, могут выложить много, очень много. В одночасье накроется все. Поставщики краденых машин, места отстоя, ремонтные мастерские, салоны автосервиса, с которыми отлажена нелегальная работа, заказчики, покупатели. В такой крах не хотелось верить. Все-таки Фишка и Гусь не полные кретины, чтобы наматывать себе срок.
Скоро Карасю стало ясно, что погорели Фишка и Гусь на машине Корозова. А ведь прищемить Корозова — это был план Карася, который он составил после рассказа Фаины. Ему понравилась идея Борзого выкачать из Корозова кругленькую сумму, по душе пришлась подстава вместо Ксении. Он решил воспользоваться возникшей возможностью и поручил Фишке и Гусю проверить Корозова на прочность.
Результат оказался неожиданным. О таком провале Карась не думал. И понял свою ошибку: он пошел по следу Борзого, рассчитывая на лоха, а надо было рассчитывать на тертого калача.
Погореть на угоне машины — это неприятно, тем более когда на этих делах уже собаку съели. Но это произошло. Карась разозлился не на шутку. Потеря Фишки и Гуся вывернула его наизнанку. Он отбросил все дела и решил немедля грохнуть Корозова как потенциальную угрозу для себя.
Позвал из другой комнаты Фаину. Она вошла к нему с улыбкой на лице.
Было жарко, Карась сидел на диване раздетый до пояса. На левом плече — наколка с каким-то иероглифом. Штанины легких брюк подвернуты до колен. Шлепанцы на ногах большого размера, голые пальцы с большими ногтями торчали из них и шевелились. Шторы чуть прикрыты от солнца, бьющего лучами сквозь окно.